Майк Гелприн - Уцелевшие

– Если кому-нибудь и можно верить на слово, так это графу, – тихо сказал Голдин.

– Ну что ж, спасибо. Продолжим. Мой прадед, граф Павел Алексеевич, эмигрировал в начале двадцатого века во Францию так же, как многие русские дворяне. В отличие от большинства из них, впрочем, прадеду удалось забрать с собой достаточно средств, чтобы обеспечить членам своей семьи жизнь, достойную их положения. В частности, упомянутый мною фонд задолго до революции был почти полностью переведен за границу. Большая часть библиотеки, к сожалению, погибла или была утеряна, но семейный архив, о коем речь шла ранее, прадеду удалось забрать с собой. Так что после его смерти владельцем стал мой дед, а после него – мой отец, граф Иван Николаевич. Отец родился во Франции, где и прожил всю жизнь. В пятьдесят втором он вступил в брак с моей матерью. Я родился в Париже в пятьдесят пятом и был единственным сыном в семье, а моя старшая сестра Натали – единственной дочерью. Наш отец скончался, когда мне исполнилось два года, а Натали – три, посему нас обоих воспитывала мама, графиня Людмила Михайловна.

Муравьев прервался, поднес к губам бокал с водой, сделал пару глотков и продолжил:

– Мне исполнилось одиннадцать лет, когда мама исчезла. Это случилось в январе шестьдесят шестого. Я отчетливо помню тот вечер. Мы жили в большом доме на Монмартре, полном прислуги, и к нам как раз приехали гостить родственники по материнской линии из Льежа. Был ужин при свечах, Натали читала стихи, потом музицировали, мама прекрасно играла на пианино. Разошлись по комнатам за полночь. А наутро графиня не вышла к завтраку. Прислуга, отправившаяся ее будить, подняла крик, и мы с сестрой бросились в мамину спальню. Там все было перевернуто вверх дном, словно, с позволения сказать, после обыска, самой мамы в комнате не оказалось, а вместе с ней исчезли наличные деньги и фамильные драгоценности. Посреди спальни на полу лежала навзничь отвратительная мертвая старуха. По виду судя – нищенка-клошарка, ночующая под мостом через Сену. Ее никто не знал, и только Эмме, экономке, казалось, будто она видела похожую старуху поодаль, когда запирала на ночь ставни. Нечего говорить, вскоре в дом пожаловала полиция. За дело взялись лучшие парижские сыщики, но мою бедную маму так и не нашли. С тех пор прошло сорок лет. Да, сорок лет, – медленно повторил граф и потянулся к бокалу с водой.

Антон понял, что Муравьеву до сих пор нелегко говорить об этой части истории.

– Позвольте, я продолжу, граф, – предложил Голдин.

– Благодарю вас, так действительно будет лучше. Продолжайте, сделайте милость.

– Тело Людмилы Михайловны Муравьевой нашли через семь лет, – сказал Голдин. – В то время граф учился в Сорбонне. Он вместе с сестрой жил в том же доме на Монмартре. И вот однажды утром Натали не вышла к завтраку. Граф направился в ее комнату и застал там ту же ужасную картину, что и семь лет назад. История повторилась – Натали исчезла, а вместо нее в комнате находился труп пожилой женщины.

– Старой женщины, – жестко произнес Муравьев. – Старой, – повторил он глухо.

– Извините, – вздохнул Голдин. – Да, тело старой женщины, в которой граф с трудом опознал свою пропавшую мать.

– О боже, – Антон подался вперед, – вы хотите сказать?..

– Да, – кивнул Голдин. – Николай Иванович потерял и мать, и сестру.

– Благодарю вас, закончу я сам, – сказал Муравьев. – Нечего говорить, что Натали не нашли. Я едва не обезумел от горя, решил, что нашу семью тяготит страшное, мистическое проклятье. И бросился изучать семейный архив. Мне и раньше приходилось заглядывать в него, но большей частью я делал это из любопытства, теперь же взялся за дело всерьез. Вы, наверное, уже догадались, Антон, эта история действительно оказалась семейным проклятием. Я проштудировал сотни документов, оставленных десятью поколениями предков. Часть из них была зашифрована, и мне так и не удалось добраться до сути. Думаю, мой отец знал шифр, но умер слишком рано и не успел передать его мне.

Из тех бумаг, которые прочитать удалось, явственно следовало одно – члены семьи Муравьевых на протяжении последних трех столетий руководили неким тайным обществом. В разные времена оно называлось по-разному и цели преследовало тоже разные, но суть у оного общества оставалась неизменной. Суть эта заключалась в том, чтобы противостоять расе нелюдей. Те же, в свою очередь, делали все, что в их силах, чтобы с тайным обществом покончить. Я нашел множественные упоминания об этом, самые старые из них датированы началом восемнадцатого века. Я также обнаружил упоминания о подобных обществах и в других странах. И я нашел множественные свидетельства гибели предков, ставших жертвами нелюдей. Мои мать и сестра оказались далеко не единственными – эта дрянь оборвала жизни не одного десятка Муравьевых. Причем, – граф обвел глазами аудиторию, – жизни не только женщин, но и мужчин.

– Так что же это получается? – ошарашенно спросил Антон. – Значит, они существуют веками? Тогда почему мы о них ничего не знаем? Сведения наверняка просочились бы, как бы их ни скрывали.

– А они и просочились, – невесело усмехнулся граф. – Еще как, смею сказать, просочились. Легенды об оборотнях, вурдалаках, ведьмах и колдунах – эти сведения и есть. Дело, к сожалению, в том, что легенды сии распространяли руководители тех самых тайных обществ, кои с нелюдями боролись. А существовали такие общества, по всей видимости, во многих странах и во всех временах. И распространялись нелепости намеренно.

– Да почему же? – вскинулся Антон. – Какой в этом смысл?

– Смысл был. Коллеги из Франции, к примеру, считают, что он есть и сейчас. Дело в том, что с нелюдями не только боролись. И даже не столько – их использовали.

– Как?! Как можно их использовать? – изумился Антон. – Они же смертельно опасны.

– Именно так, смертельно опасны. И именно в этом плане их и использовали. В качестве смертельно опасных, идеальных убийц.

– Час от часу не легче. Что же это получается – мы живем среди нелюдей, и в любой момент они могут напасть? Сколько же их вокруг нас – десятки, сотни, тысячи?

– Я склонен полагать, – сказал граф спокойно, – что они были довольно многочисленны когда-то, но не сейчас. Вспомните историю – сколько ведьм сожгли на средневековых кострах? Скольким людям, принимая их за вампиров или оборотней, отсекли головы, пронзили сердца осиновыми кольями? Разумеется, среди и тех, и других были невинные жертвы. Но были и нелюди, были наверняка и во множестве. В те времена любой человек, не похожий на прочих, рисковал оказаться на костре или на плахе. Я думаю, что сейчас нелюдей осталось очень мало. Может быть, считаные единицы. Но каждый из них способен унести десятки и сотни жизней.