Карина Шаинян - Цветной Дозор

Тави неприятно усмехнулась и закатила глаза. Он – Светлый, он не нарочно, машинально напомнила себе она. И впервые усомнилась в этой привычной мысли.

Сил вести мопед уже не было, и, оставив машину под присмотром доброй поварихи, они двинулись к гостинице пешком. Шли медленно, взбивая сандалиями рыжеватую пыль грунтовки, через поляну, где тоскливо поскрипывали, несмотря на безветрие, ржавые суставы карусели. За выгоревшим шатром, конусом прикрывавшим невиданных верховых зверей, виднелся крытый грузовичок с разрисованным все теми же лошадками и слонами тентом – видимо, аттракцион был передвижной.

– У меня такое чувство, будто ты покидаешь меня, – горько проговорил Андрей. – Я не понимаю почему. За что? Я так заботился о тебе.

Тави прикусила губу. Как было бы просто ответить: «Что за глупости. Я люблю тебя. Я с тобой». Но соврать она не могла.

– Я должна, понимаешь? – Она прижала руку к груди, попыталась заглянуть Андрею в глаза, но тот поднял подбородок и устремил взгляд в пространство. – Я должна узнать, чего хочет Дэнг. Иначе… иначе некому будет вернуться к тебе. Тебе некого будет любить, я просто…

«Растворюсь. Исчезну. Развоплощусь», – хотела сказать она, но оборвала фразу. Андрей дернул плечом. Знакомый жест, означающий: вечно ты что-то выдумываешь… Лошади с неестественно толстыми шеями качали подозрительно зубастыми головами. У слонов было по шесть бивней. Дизайнер карусели вдохновлялся изображениями тибетских демонов, а вот детей, похоже, не любил. Руки бы ему оборвать, мрачно подумала Тави, разглядывая уродливые фигуры. Это надо же так подобрать цвета! Желтый – белесый, грязный, изрядно разведенный серым. Темный, кровавый красный. Синий какого-то мертвенного, трупного оттенка – такой цвет Тави вообще видела лишь однажды, цвет кожи демона-пишачи. Палитра скверно освещенного морга. Неудивительно, что дети обходят карусель за версту.

На их голоса из фургончика высунулся глубокий старик с уродливым, будто смятым лицом. Седая голова мелко тряслась на тонкой черепашьей шее. Опознав иностранцев, он на неверных ногах выбрался из кузова и торопливо заковылял наперерез, призывно жестикулируя.

– Любите кататься на карусели? – проскрипел старик. – Садитесь, покатайтесь на карусели! Куда же вы?

– Да иди ты, – процедил Андрей по-русски с неожиданным необъяснимым презрением. – Псих.

– Ты чего? – изумилась Тави. Нет, Светлый не значит святой, но такое презрение к несчастному старику… – Старый, больной человек… – Она прикусила губу и оглядела жуткую карусель. Садиться на синюшных лошадок не хотелось, но… – Давай прокатимся. По Договору мы ему помочь ничем не можем, я понимаю, право на ответное действие Темных, все такое… Но по-человечески помочь нам никто не может запретить! Дадим человеку хоть немного заработать!

– Да не человек он! – с отвращением бросил Андрей. – Проще считать меня черствым козлом, чем лишний раз посмотреть, да? Это же Иной-самоучка, дикарь! К тому же – Темный. Знаешь, зачем ему эта каруселька? Детей пугать! А потом тянуть из них Силу.

– Я думала, Иные не… доходят до такого состояния, – смешалась Тави. – В смысле – не болеют и не стареют так… сильно.

– Почему же – если ничего не делать… Может, он не умеет лечиться. Может, не считает нужным. Или наслушался проповедей твоего Дэнга и спешит переродиться в человека. Учиться когда-то не захотел, соблюдать Договор не захотел, дисциплина Дозоров ему поперек горла… Сам виноват.

– Слушай, – не выдержала Тави, – у тебя к необученным Иным что-то личное? Ты же их ненавидишь больше, чем Темных! Ты же на этого несчастного деда вызверился не за то, что он Тьме служит, а за то, что делает это на свой лад… Что за пунктик у тебя такой?!

– Это у тебя пунктик, – огрызнулся Андрей. – Дисциплина и правила важны. Иначе все будут творить что хотят. И хорошо, если сами убьются, так еще и других подставят… Вот как ты.

Тави дернулась как от пощечины, привычно втянула голову в плечи.

– Интересно тебе было, да? – не унимался Андрей. – И сейчас интересно. А потом за тобой кровавые ошметки по всему бульвару убирать…

Он не нарочно, привычно шепнула себе Настя. Он Светлый. Он просто не может справиться со своей болью. Не сопротивляйся. Потерпи. Дернешься – и ему станет еще хуже, а он и так мучается, бедный… Молчи, молчи, молчи.

– Как же я устала трястись над твоим душевным покоем, – сказала Тави.

– Оно и видно, как ты трясешься, – пожал плечами Андрей, и Тави опасно сузила глаза.

– Саушкин, – сказала она, и Андрей споткнулся. – Не корчи возмущенную физиономию, ты знаешь, что этот случай разбирают перед первым полевым занятием, я не могла не узнать. Ты залез в конец учебника и опознал Высшего незарегистрированного вампира. Нарушил правила – и в итоге пострадали твои друзья. Но это еще не все. Дальше ты поступил как раз правильно, и за это тебе стыдно не меньше… а то и больше. И теперь ты все время пытаешься оправдаться и потому так цепляешься за свою дисциплину. На работе еще держишь себя в руках, но со мной – не считаешь нужным. Ты хочешь внушить себе: все, что тебе говорили потом, – верно, те, кто поступает иначе, – глупцы и гады, а те, кто использует магию без присмотра и инструкций, – смертельно опасные негодяи. Даже этот несчастный дед, едва тянущий на седьмой уровень. Не говоря уже обо мне. Потому что иначе ты выходишь… трусишкой.

– Я не трус! – взревел Андрей, вспугнув ковыряющихся на обочине кур.

– Знаю, – кивнула Тави. – Я-то как раз знаю. И Семен знает, и Борис Игнатьевич, и Алишер, Ольга, Светлана, все, кто ходит с тобой в дозор, знают, что ты не трус. Все до последней девочки в бухгалтерии знают. Кроме тебя самого…

Она попыталась взять Андрея за руку – но тот выдернул ладонь и ускорил шаг. Ладно, подумала Тави. Рано или поздно она вернется, и они будут гулять и разговаривать, разговаривать и гулять, пока не распутают этот безумный узел. Это будет проще – потом, когда она разберется с собой… Но для этого она должна ответить на зов Дэнга.

– Ты переутомилась и сама не понимаешь, что говоришь, – как заклинание, повторил Андрей.

На деле гостиница с громким названием «Гиацинтовый дом» оказалась типичным для поселка жилищем, разве что чуть просторнее обычного. Предприимчивый владелец просто выделил пару комнат для гостей и устроил к ним отдельный вход. Впрочем, посреди просторно стоящих манговых деревьев, окружавших здание, желтели бамбуковые скелеты трех строящихся хижин: видимо, хозяин был полон надежд на поток туристов. У Тави тут же создалось впечатление, что отметка на карте, как и трогательная приставная лестница, ведущая на второй этаж грота, – дело его рук. Дом окружала открытая галерея, уставленная кадками с пестрыми деревцами кротонов, и от узора прожилок всех оттенков желтого и красного рябило в глазах. Между кадками рыжели наполненные водой глиняные вазы, но вместо традиционных лотосов в них рос все тот же водяной гиацинт. Над глянцевитой зеленой массой поднимались нежные сиреневые кисти цветов. Заключенное в терракотовые стены растение, прозванное в Азии «зеленой чумой», выглядело безобидно и даже красиво.