Джулия Плек - Древние. Возвышение

– Эрик, – зарыдала она, – Эрик, вернись ко мне.

Отчаянно впившись зубами в собственное запястье и чувствуя вкус текущих по лицу слез, она прокусила бледную, в голубых жилках кожу и поднесла истекающую кровью ранку к губам Эрика. Каждый удар ее сердца выталкивал кровь в рот любимого, и Ребекка отчаянно жаждала, чтобы тот проглотил алую влагу.

Она чувствовала, как под ногами струится в трюм вода. Криков становилось все меньше, моряки были мертвы, умирали или уже покинули корабль, который шел ко дну. Ребекке нужно было найти безопасное место, чтобы ее кровь могла оживить Эрика. Она должна была спасти его, чтобы он мог потом спасти ее.

Ребекка потянула его за руки, но тело было прижато к палубе. Она потянула сильней и почувствовала, как рука Эрика выскочила из плечевого сустава. Тогда она наконец заставила себя присмотреться к его ранам.

Живот и таз Эрика были совершенно разворочены, и вытащить его, не поднимая перекладину, было невозможно. Ребекка знала, что от этого корабль еще быстрее пойдет ко дну, но, возможно, стоило бы рискнуть… если бы Эрик не был окончательно, безнадежно мертв. Она знала об этом еще перед тем, как дала ему кровь, но принять такую истину было слишком тяжело. Всего лишь минуту назад Эрик был рядом. И они целовались.

Горя отчаянным желанием вернуть этот сладкий миг, Ребекка снова поцеловала его и провела рукой по глазам любимого. Веки опустились, и она подавила истерическое рыдание. Теперь Эрик не выглядел таким уж мертвым – казалось, он просто уснул. Она помнила его спящим в дюжине разных поз и опустила голову рядом с его головой, пытаясь вернуть свое счастье.

Никакого дыхания или сердцебиения, никакого чуда. Он умер и остался мертвым. Корабль под ними развалился на части, вода потянула вниз, вокруг закружились обломки. Они вместе погружались в холодную бурлящую воду: мертвец и неспособная умереть. Тут, на дне, Ребекка не ощущала внешней бури, но чувствовала ту, что бушевала у нее внутри.

Наконец ей пришлось оттолкнуться ногами и поплыть, а Эрик остался на дне. Сердце рвалось на части, но она знала, что лучше оставить его тут, в тишине и глубине. Если Ребекка вместе с телом поднимется обратно в эту ужасную ночь, она, возможно, так и будет носить его с собой, ожидая, когда оно вернется к жизни. Она может лишиться рассудка, горюя о совершенных ошибках и упущенных шансах. В любом случае, ничего хорошего не выйдет. Эрик не вернется, как бы долго она ни ждала.

Вынырнув, она судорожно вдохнула и поплыла к берегу. В какой-то момент ей показалось, что она видит моряка с их затонувшего корабля, который судорожно махал рукой, цепляясь за какую-то плавучую корягу, но она не обратила на него внимания. Кое-как добравшись до заболоченного берега, она уселась на грязный холмик, обвив руками колени и плача – не то как потерявшийся ребенок, не то как безутешная вдова.

Ребекка знала, что в конце концов ей придется встать. Придется снова принимать решения. Воссоединиться с семьей и, возможно, даже рассказать о своей ужасной потере. Рана заживет, а потом ее место займут свежие раны – и так до тех пор, пока она едва сможет вспомнить, как все было. Потому что с этой болью ей придется жить вечно.

Но сейчас она просто сидела под натиском дождя и ветра и плакала.

Хьюго Рей был крут: Клаус хотел бы встретиться с ним при жизни. Сеть тоннелей и погребов лучами расходилась в разные стороны от центрального подпола, позволяя незаметно перемещаться прямо под ногами у оборотней. К сожалению, ни один тоннель не выходил за пределы принадлежавшего Хьюго земельного участка, поэтому сбежать или хотя бы атаковать нападающих с тыла было невозможно. Но и без того подземные ходы давали всяческие возможности, Клаус был в этом уверен. Нужно только решить, как лучше ими воспользоваться.

Клаусу нравился вариант с внезапным появлением из одного лаза в то время, когда Элайджа выскочит из другого, с противоположной стороны. Они неожиданно начнут атаку на два фронта. Есть надежда, что тогда им удастся уничтожить достаточно оборотней и тем самым убедить тех убраться. Но Элайджа довольно резонно возразил, что, после того как крышки лазов откроются, волки смогут проникнуть этим путем в погреба, на которые, возможно, защитные чары не распространяются, и единственное преимущество будет утрачено.

От Вивианн помощи не было, потому что в своих предложениях она исходила из того, чтобы по возможности никого не убить. Казалось, полуведьма была, вопреки доносящимся через оконные проемы насмешкам и угрозам, убеждена в том, что мирное решение проблемы возможно и даже предпочтительно. Клаус приходил в неистовство от того, что угроза закрыть Вивианн в подполе оказалась бессмысленной, – как ее там запрешь, если им нужен доступ к оружию? Он предпочел бы, чтобы она не видела предстоящего побоища. Сошлись на верхней спальне, где Вивианн согласилась переждать и битву, и бурю.

– Оставайся целой и невредимой, любимая, а я скоро к тебе вернусь, – сказал ей Клаус, поцеловав (скорее, даже укусив) пухлые алые губки.

Она ответила улыбкой, растопившей его изнутри, и шепнула ему в сорочку слово «да». Проклятие – ему никогда не насытиться этой женщиной.

Вернувшись в подпол, они с братом обследовали свою оружейную.

– Это еще не все, – заявил Элайджа, разглядывая ящики цепким взглядом карих глаз. – В день, когда Хьюго умер, я отнес вниз какие-то бочки, и они, должно быть, в одном из периферийных погребов. – Он медленно повернулся, бормоча что-то про «самый южный угол» и словно бы мысленно проверяя каждую дверь по очереди.

– Вот эта, – решительно сказал Клаус, указывая на дверь слева и направляясь к ней по сырому земляному полу. Открыв ее, он пропустил вперед Элайджу и двинулся следом.

Пять бочек, каждая почти с братьев ростом, поджидали их в конце тоннеля. Элайджа уже приподнял крышку одной из них, когда к нему присоединился Клаус. Когда старший из братьев поднял глаза, в них появился какой-то странный блеск.

– Порох, – сказал он.

– Во всех бочках? – требовательно спросил Клаус, однако не стал дожидаться ответа, а вместо этого сдернул крышку с ближайшей к нему бочки. Элайджа тем временем двинулся к другой. Запах он почувствовал прежде, чем увидел ее содержимое: все пять бочек были полны пороха. Его хватило бы, чтобы целый год денно и нощно беспрерывно стрелять по оборотням, но Клаус полагал, что это будет бездарной тратой ценного ресурса.

– При помощи каждой из этих бочек можно устроить мощный взрыв, – задумчиво протянул Элайджа, и Клаус понял, что они мыслят в одном направлении.