Array Антология - Стимпанк! (сборник)

– Монти, – просипел я, – ты что, вознамерился открыть бухгалтерскую компанию в «Святой Агате»?

– Ни в коем случае. – Он приставил палец к носу заговорщическим жестом. – Ни в коем случае, мой возлюбленный друг. Я всего лишь подумал, что мы могли бы встроить в грудную клетку нашему старому миляге прехорошенькую счетную машинку, которая могла бы принимать программы, набитые на действительно мощной системе. Тогда он сможет разгуливать везде самостоятельно, самым натуральным манером, и даже вести беседы, будто живой человек. Подобное творение предоставит нам еще больше свободы и защитит от внешних поползновений – ты только представь себе!

– Но это будет стоить чертову охрененную кучу денег!

– Вот уж не думаю, что мы станем за это платить! – заметил Монти и снова постучал себя пальцем по носу.

Вот так я и оказался неожиданно для себя в нашем местном канализационном коллекторе – глухою ночью, семнадцатилетний дылда во главе банды из восьми детишек о десяти руках, семи носах, сорока пяти пальцах и одиннадцати ногах на всех, свирепо и торопливо тянущей тысячи высокоточных медных толкателей с тонко сбалансированными сочленениями от локального многозадачного амальгамирующе-амплифицирующего распределительного узла в хозблок «Святой Агаты».

Разумеется, у нас ничего не вышло. Не в первую, по крайней мере, ночь. Но зато мы ничего не оборвали и не подняли по тревоге Верхнеканадское Счетно-надзорное Бюро, которое вряд ли бы отнеслось снисходительно к нашим шалостям. А еще через три ночи, после долгих часов настроек, перенастроек, смазки, молитв и ругательств панель «Святой Агаты» так-таки засверкала шестьюдесятью четырьмя латунными переключателями – последним писком новейшей инженерной мысли.

Вся «Агата», почти не дыша, стояла перед аппаратом, натертым до зеркального блеска Безносым Тимми. Носа Тимми лишился, когда нетрезвый мастер налетел на него в цеху и ткнул лицом в крутящийся точильный камень. В смутном газовом свете мы с тихим благоговением взирали на героев, достойных эпической древности. Когда Монти обернулся к нам, в его глазах блестели слезы.

– Сестры и братья, гордитесь собой! В «Святой Агате» только что взошла заря нового дня. Благодарю вас всех. Я восхищаюсь вами!

Мы отметили победу остатками хозяйского бренди – каждому, даже самым крохам, досталось с хороший наперсток – и подняли тост за отважных и умных питомцев сего благословенного приюта и лично за Монти Монреаля, нашего спасителя и благодетеля.

Давайте я вам кое-что расскажу о том, как жилось в «Святой Агате» в ту золотую эпоху.

Если раньше мы поднимались в семь утра ради скудного завтрака (приготовленного теми несчастными, кого Дробила в качестве наказания выгонял на кухню в половине пятого), за которым следовало краткое «наставление» от воспитателя (выражавшееся в том, что он орал на нас благим матом), то ныне мы покидали постели в десять, чтобы неторопливо потрапезничать над ежедневными газетами, на которые был подписан Дробила при жизни. Готовкой и домашними делами теперь занимались все по очереди с исключениями для тех детей, чьи увечья препятствовали выполнению некоторых задач. Но так или иначе работали у нас все – даже слепые перебирали рис и фасоль, мастерски отбраковывая на ощупь камешки и долгоносиков.

Если раньше Дробила каждый божий день (кроме воскресений) отправлял нас на улицу побираться – то есть унижаться и совать свои культи под нос прохожим, чтобы выбить хоть чуточку сочувствия, – то теперь мы могли круглые сутки слоняться по дому или работать над чем сами пожелаем, рисовать, читать или просто возиться, как любимые детки в богатых семействах, где нет нужды гнать молодежь из дому – укреплять семейное состояние.

Большинству из нас, впрочем, праздность быстро наскучила – а уж заняться нам было чем! Механический Дробила был целина непаханая, особенно когда Монти начал работать над механизмом, который принимал бы программы на перфоленте от центральной счетной панели.

Но и помимо Дробилы дел нам хватало. Бывшие подмастерья пошли к своим мастерам (которые в основном были рады их видеть, но и чувствовали себя виноватыми – а нам только того и надо!) и сообщили, что имеющие профессиональную подготовку питомцы приюта заинтересованы в сдельной работе по конкурентной цене – в порядке реабилитации, конечно.

Это была даже почти не ложь: чинят же люди сломанные инструменты и механизмы. Наши мальчишки и девчонки учили друг друга премудростям своего ремесла, и очень скоро стойкий поток наличности потек в «Святую Агату», и с ним – лучшая еда, лучшая одежда, а там уже недалеко и до самых качественных искусственных рук и ног, стеклянных глаз и париков. Когда Герти Шайн-Пейт вручили ее первый парик и она увидала себя в большом зеркале в бывшем хозяйском кабинете, малышка разразилась слезами и кинулась обнимать всех вместе и каждого в отдельности, так что мы подарили ей еще три парика – пусть меняет по настроению. Вооружившись гребнями и ножницами, Герти принялась увлеченно над ними колдовать и, не успели мы оглянуться, уже стригла всю «Агату», и надо признать, мы никогда еще так шикарно не выглядели.

Ох, эти золотые денечки, последняя отроческая пора! Сегодня они кажутся мне сладкой грезой. Прелестной, нежной – и утраченной.

Ни одно изобретение не работает с первого раза. Дешевые романчики по пенни за штуку вечно вешают вам лапшу на уши о том, как научный гений делает поразительное открытие, мгновенно находит ему практическое применение, вопит: «Эврика!» – и тут же основывает собственный завод. Чепуха все это! Подлинное изобретательство – это провал на провале, из которых иногда, по чистой случайности, вдруг вырастает деревцо успеха. Если вам нужен успех побыстрее, решение просто: проваливайтесь чаще и капитальнее.

В первый раз, когда Монти закатал бумажную ленту в картридж и вставил его Дробиле в грудь, мы все затаили дыхание. Монти пошарил в районе автоматовой задницы и спустил рычажок главной пружины, которую мы заводили через дырку в бедре. Тихий механический вой поднялся из глубин организма Дробилы, и он принялся – пока еще очень медленно – расхаживать по комнате: три длинных, слегка дерганых шага вперед, разворот, три таких же назад. Дальше робот поднял руку, как бы приветствуя собеседника, и рот его распялился в гримасу, которая при известном воображении вполне могла сойти за улыбку. После этого он очень точно дал себе по морде, причем с такой ловкостью, что голова оторвалась от шеи и с мясным звуком запрыгала по полу (на исправление повреждений у нашего домашнего таксидермиста ушло два дня), а с телом случился жуткий припадок, которому позавидовал бы сам святой Витт, вслед за чем оно тоже с грохотом рухнуло на пол.