Надежда Попова - Пастырь добрый

Финк понурился, неловко заерзав на табурете напротив тяжелого высокого стола, где восседал, вцепившись в колени пальцами, и отвел взгляд. Курт вздохнул, усевшись на край столешницы напротив.

– Вернер, послушай-ка меня, – произнес он наставительно, и бывший приятель приподнял голову, глядя на своего заступника с тоской. – Я хочу помочь тебе. Я почти убедил свое начальство в твоей невиновности; но для подтверждения ее нужны не просто мои к тебе добрые чувства по старой памяти и не лишь твои слова, а слова других – тех, кто видел все то, о чем ты мне говорил. Иначе все сказанное останется пустым звуком, я ничего не смогу доказать, а итог – ты возвращаешься в магистратскую тюрьму, после чего тебя торжественно четвертуют пред всем честным народом.

Финк вскинул голову, глядя на него жестко и вместе с тем просяще. «Ты обещал», – напомнил болезненный взгляд; Курт чуть заметно кивнул, понизив голос до вкрадчивости:

– Тебе этого очень хочется?

Ланц скосился на него с подозрением, однако, смолчал; Финк нервно передернул плечами.

– Это все равно случится, если я назову хоть одно имя, – возразил он уже не столь уверенно.

– Я ведь так или иначе пойду туда, – терпеливо пояснил Курт. – Все равно буду говорить с ними; и я, разумеется, попытаюсь выяснить самостоятельно, кто был с тобой в тот вечер. Но пойми – это потеря времени, которого, Финк, у тебя и без того мало.

Тот не ответил, продолжая сидеть, стиснув пальцами колени и снова глядя в пол; стоящий у окна Ланц подошел ближе.

– Сейчас, парень, – добавил он четко, – это все, что тебе нужно, сейчас только это и существенно в твоей жизни. Лишняя минута сложится к часу, а лишний час – это риск того, что под напором буйствующих родственников Вальтер Керн сдастся и выбросит тебя из Друденхауса в толпу. Ты это понимаешь, нет?

– Я не могу, – уже вовсе без какой-либо убежденности пробормотал Финк; Курт поднял руку, призывая всех к тишине.

– Финк, я знаю, что случилось, – сострадающе произнес он. – Когда ты был у магистратских, ты испугался – по-настоящему испугался, потому что ты точно знал, чем тебе это грозило. Тогда ты, уверен, был готов на все, и, задай я тот же вопрос там, у той камеры – ты ответил бы, могу поспорить с тобой на что угодно. Сейчас, здесь, ты расслабился и уверился в том, что, коли уж твоей судьбой занялся я, – тебе уже ничто не грозит; но это не так. Ты это понимаешь, хотя и не хочешь об этом думать. Ничего не изменилось; он, – Курт кивнул на сослуживца, – прав: ты тянешь время, отнимая его из своей жизни. И ты по-прежнему на волосок от смерти, просто волос этот чуть толще. Несмотря на то, что я говорю с тобой, Финк, это – допрос, понимаешь это? Любой отказ от ответа при подозрении, что ты скрываешь нечто важное для дела, будет поводом… К тому же, Финк, если мое начальство поймет, что мое присутствие плохо сказывается на расследовании, меня отстранят. Знаешь, что это значит? Что говорить с тобою будут другие и по-другому.

– Получается – я сам себя в угол загнал? – удрученно пробормотал тот. – Бекер, я… то есть, Курт… – он скосил взгляд на Ланца у окна, сдавленно поправившись: – В смысле – майстер инквизитор…

– Финк, погоди, – теперь уже мягче возразил Курт, – погоди. Не нервничай. Обращаться ко мне можешь как угодно, как тебе удобнее, это не главное, и на это всем здесь плевать. Здесь тебе не городская тюрьма, и мы не магистратские дознаватели, видимое соблюдение подобных правил в этом месте не имеет значения. Это первое. Второе, что ты должен понять, – тебе здесь зла не желают. Ты же не думаешь, что все эти вопросы я задаю ради собственного удовольствия или чтобы найти, на кого бы все свалить? Я пытаюсь тебе помочь – ты сам попросил помощи, помнишь?

– Черт меня потянул за язык…

– Ну, – с дружественной улыбкой возразил Курт, – я бы сказал, что тебе эта мысль пришла из совсем другого источника; если б тебе Бог не дал мозгов обратиться ко мне, сейчас на площади Кёльна уже вовсю стучали бы молотки на постройке помоста. Для казни невиновного человека. Из-за того, что ты меня позвал, явилась возможность найти и покарать ублюдка, который сотворил всю эту мерзость. Понимаю, что тебе на это наплевать, но именно это же дает и возможность попросту спасти тебе жизнь.

– Мне – наплевать?! – вскинул голову Финк. – Чтоб этого гада поймали, хочу не меньше твоего – он, сука, меня подставил, и, знаешь, Бекер, может быть, я и не пример благочестия, но вот такое дерьмо мне тоже не по душе!

– Так помоги мне! – тем же тоном отозвался Курт, опершись о колено локтем и чуть подавшись вперед, наклонясь к приятелю. – Помоги, а не впаривай мне законы воровского братства – сейчас в этом смысла с гулькин хрен! Тебе надо, чтобы я всю ночь шатался по «Кревинкелю» с криками «а кто тут вчера зашибал с Финком»? поцапался б там с кем-нибудь? замел бы его за неуважение к инквизитору? в камеру упек – рядышком с тобой? Чтоб в вашем тихом местечке началась буза – тебе это надо? Нет, не надо, так что прекращай воду мутить и колись. Хоть одно имя, Финк, чтобы я не тыкался вслепую!

– Шерц! – рявкнул тот в полный голос и, отвернувшись, повторил – уже тихо и сдавленно: – Шерц был там со мной.

– Шерц? Он еще жив?

Ланц скосился на сослуживца, нахмурясь, и уточнил негромко:

– Еще кто-то, кого ты знаешь?

– Н-да, – криво усмехнулся Курт, потирая затылок, – еще как знаю. В день моего ареста это Шерц отпихнул меня от двери, убегая, из-за чего я замешкался и оказался последним. И проснувшийся хозяин лавки хватил меня горшком по голове. Еще один, кого стоит благодарить за то, что я оказался, в конце концов, в академии…

– Почему «Шерц»?

– Потому что болван, – неприязненно поморщился Курт. – Недотепа и тупица, но при этом невозможно удачлив в своем деле. Словом, Божья шутка [23]… Финк, неужто он с тобой?

– Он стоящий резчик, – пожал плечами тот, и Ланц снова непонимающе нахмурился.

– Кошельки, – пояснил Курт. – Умелец сможет срезать и вынуть даже тот, что завернут под ремень. У меня это всегда выходило скверно.

– Скверно – не то слово, – хмыкнул Финк и осекся, уткнувшись взглядом в Ланца.

– Еще кто-то из наших в живых остался? – отозвавшись на комплимент бывшего приятеля усмешкой, спросил Курт; тот качнул головой:

– Нет. Я, Шерц… ну, и ты…

– «Из наших», – передразнил его Ланц, когда понурого Финка стража увела обратно в камеру. – Полагаешь, тебе это поможет? Абориген, longi temporis usura [24]в случае твоего знакомства с этими людьми делает это знакомство, почитай, не бывшим вовсе. Знаешь, как говорят в таких случаях? « Perdudum et falsum [25]».

– Придется выжимать что можно, из того, что есть, – пожал плечами Курт. – Выбора у меня нет, ведь так?

– А тебя все это забавляет, да? – усмехнулся Ланц, кивнув на закрытую дверь, за которой скрылся Финк; Курт отозвался столь же невеселой усмешкой.