Андрей Прусаков - Я – утопленник

Билетов сюда не продавали, вход свободен, и я двинулся по песчаной дорожке мимо могил и крестов. Кое-где росли деревья. Пожалуй, я нигде еще не видел настолько уродливых, корявых деревьев, со скрученными, словно в агонии, стволами. Такие росли, пожалуй, только на кладбищах. Я припомнил, что как-то раз, кажется, был здесь, уж не знаю, каким ветром занесло, может, мама водила. Или снова дежавю? Но оставалось стойкое впечатление, что это чуждое городу место. Мистикой я никогда не увлекался, но сейчас эти ощущения усиливались. За краем кладбища простирался кирпичный забор, за которым виднелись мост и здания на том берегу. «Дома живых и пристанище мертвых», – подумал я. Как все близко. Бредя по аллеям мимо надгробий и могил, я с еще большей уверенностью понял, что тут действительно иной мир. Мир мертвых. Людей здесь почти не было, что и неудивительно, ведь большая часть захоронений старая, тем не менее на некоторых могилах лежали пластиковые, а иногда и живые цветы. Проходя мимо надгробий, я с интересом читал вырезанные на камнях надписи. Разные люди здесь покоятся. Старые и молодые, знаменитые и известные лишь своим потомкам.

Я остановился у одной из могил и задумался. Умрешь во младенчестве, от болезни или несчастного случая – и вот она, вся жизнь? Мы – прах и в прах возвратимся, говорят попы. Но мы ведь не черви, думал я, чтобы ползать в земле и превращаться в землю. Нет в этом никакого смысла. А он должен быть. Иначе зачем я хожу по городу, когда давно должен гнить в земле? Сердце не стучало, его я не чувствовал, но в груди мучительно сжалось. Кто мне ответит?

– Молодой человек! – вдруг позвал кто-то. И здесь контролеры! Я повернулся. На одном из надгробий сидел некто с длинными, до плеч, волосами и печальным лицом.

– Вообще-то нехорошо на могилах сидеть, – заметил я. – Там, между прочим, люди похоронены.

Если бы не его несчастное лицо, я бы сказал пожестче.

– Это моя могила, – ответил он, и только сейчас я увидел, что одежда его, мягко говоря, несовременного покроя. – А вы как сюда попали? Я здесь всех знаю, а вас вижу впервые. В последнее время и не хоронят тут никого. Помню, лет десять тому какого-то губернатора хоронили…

– Я не здесь умер, – произнес я достаточно ровно и даже себя зауважал. Молодец! Спокойно, вслух признал давно свершившийся факт, и нечего сопли разводить.

– С другого кладбища? – кивнул мертвец. – Понятно. А что же сюда пожаловали? Ах, конечно. Я, когда здесь оказался, тоже не мог успокоиться. Разве можно успокоиться, когда от чего ушел, к тому и пришел? Вот вы, молодой человек, избавились от своих мучений? Думаю, что нет, – не дожидаясь ответа, продолжил он. Он часто и печально кивал, и его длинные волосы качались в такт словам. – Вот вы скажите: вы ожидали этого? – Он повел рукой вокруг.

Я огляделся, но ничего, кроме могил и деревьев, не обнаружил. Да в конце аллеи, ближе к выходу, толпились какие-то калеки. Кажется, живые.

– Чего?

– Я имею в виду наше существование, – пояснил мертвец. – Я свел счеты с жизнью, но смерть выставила мне свой счет. Как, впрочем, и вам.

Он замолчал, и я воспользовался паузой:

– Извините, а как вас зовут?

– Зовут? – слабо улыбнулся мертвец. – Мой друг, меня уже давно никто не зовет. Память обо мне исчезла, а я существую. Удивительно и странно.

– Тогда как вас звали? – настойчиво переспросил я и понял, что могу просто посмотреть на могильный камень. Но это мне показалось невежливым, и я дождался ответа.

– Ковров Павел Иванович, – представился мертвец. – В честь императора Павла назван. Год рождения тысяча восемьсот тридцать седьмой, год смерти тысяча восемьсот семьдесят пятый. А вас как зовут?

– Андрей.

– Очень приятно. Вы знаете, я рад, что вы зашли. Собеседников у меня почти не бывает, а я люблю поговорить.

«Разговорчивый мертвец», – подумал я и только сейчас заметил, что, задевая надгробие, мой собеседник проходит сквозь него. Призрак. Я вижу настоящего призрака!

– А кроме вас здесь еще есть… мертвые? – спросил я.

– Есть, и предостаточно. Видели старика на входе?

Я вспомнил: действительно, стоял у самых ворот старичок. С палочкой. Жалкий такой. Действительно, жалкий. Он разительно отличался от наглых физиономий профессиональных побирушек. Но почему-то никто ему не подавал.

– Он призрак, так же как я.

Теперь понятно. Мне даже не по себе стало. Сколько же призраков в нашем городе?

– Почему в таком случае вам не с кем говорить?

– А в жизни вы со всяким разговаривали? – вопросом на вопрос ответил Павел Иванович, и я кивнул. В общих чертах он прав. С некоторыми разговаривать бесполезно. Как с нашим деканом. Что существует диалог, он не знает, зато монологи у него… Цицерон отдыхает.

– Он мне неинтересен. Весьма странная особа. Мне кажется, он не в своем уме. Да и я ему безразличен.

– Не в своем уме? Мертвецы что, с ума сходят? – изумился я.

– Ничего удивительного. Здесь многое такое же, как в жизни. Поживешь – узнаешь.

Мимо прошла пожилая пара. Проходя, они замедлили шаг, и я увидел их удивленные лица. Женщина посмотрела на меня с жалостью и, тронув за плечо, сунула в руку скомканную десятку. Чего это она?

– Подумать только, как мир изменился! – продолжал Ковров, не обратив на прохожих ни малейшего внимания. – Разве мог я предполагать, что через сто пятьдесят лет по моему Петербургу будут ездить такие вот машины, а в небе летать самолеты! Сначала я радовался, что вижу то, чего даже во сне не могли увидеть мои современники. Но затем я пережил их всех… И их детей, и внуков. Мне, сударь мой, теперь горько потому, как я понял – нет в будущем счастья, которого ждали они, и я ждал вместе с ними! И конца мира нет! И главное: люди не изменились к лучшему.

Он сделал паузу и вздохнул.

– Даже если бы я вновь стал жив, не знаю, как бы я смог жить в этом городе. Ведь все здесь не так, как было когда-то… Мой мир умер, остался в истории и никогда, никогда уже не будет таким, каким был! – Лицо Павла Ивановича на миг озарила радость воспоминания, но затем оно вновь потемнело, превратившись в прежнюю, унылую маску.

Я молчал, размышляя. Кто из нас не мечтал родиться в будущем, где все будет гораздо лучше и интересней. Не будет зубных врачей, повесток в армию и недоступных девушек. Наверное, каждый человек любит то время, в котором вырос и ощутил себя как личность. Можно мечтать оказаться в Средних веках и стать там королем, можно вообразить себя покорителем космоса и жить с этой мечтой – но это миражи. Надо жить здесь и сейчас, понял я, здесь и сейчас. Вот и я увижу будущее, буду жить долго, очень долго, как этот мертвец. Но он хотя бы среди людей, а я – среди жутких тварей.

– Простите за интимный вопрос: вы атеист? – неожиданно спросил Ковров.