Натали Тумко - Исправленному верить

– Я начинаю привыкать к вашему чувству юмора. Прошу, пройдемте.

– У вас принято разуваться?

– Что вы, что вы! Нельзя нарушать композицию этого вашего… наряда.

– И то верно!

Граф… ну, будем считать, что граф, (хотя он мог быть и бароном каким-нибудь, и, не дай бог, герцогом) повел гостью по длинному холлу, сплошь по стенам увешанному старинными портретами и газетными вырезками сомнительного содержания. Никодима не торопилась, спокойно разглядывала все, что считала нужным рассмотреть. Хозяин замка несколько раз останавливался, ожидая. Было заметно, что поведение гостьи одновременно и забавляет, и раздражает его. Но забавляет все же больше.

Наконец холл закончился, и они оказались в просторной зале.

– Здесь нет окон, – заметила Никодима.

– Традиция, – пояснил Олеф.

Они сели за длинный стол: Олеф во главе стола, Никодиме было предложено место сбоку, в метре от хозяина замка.

Помимо стола в комнате… нет, это все-таки не комната – зала, в зале находился рояль (так, в углу – не сразу и заметишь); великолепный камин, над которым вместо картины висела театральная афиша. Возле камина стояло два добротных старинных кресла. Там, где по всем правилам должны были быть окна – возвышались узкие длинные витражи с подсветкой, но все же было очевидно, что это только имитации.

Несколько книжных шкафов завершали композицию.

Стол был накрыт скатертью вишневого цвета. Посуда, фужеры, столовые приборы… еды не было.

– Накрыто на двоих? – спросила Никодима.

– Мы же планируем ужин.

– Разве вампиры нуждаются в еде?

– Нет. Но мы можем принимать пищу.

– Ясно-понятно… – Никодима огляделась.

– Что-то не так? – спросил он.

– Все отлично. Кроме того, что я опоздала почти на полчаса, а еды на столе нет. Меня не ждали?

Вместо ответа Олеф громко позвал:

– Рустаф!

Торопливо вошел человек средних лет, одетый вполне современно.

– Что у нас с ужином?

– Все готово! Буквально пара минут, – заверил он, отвесил легкий поклон и удалился.

– Буквально пара минут, – повторил Олеф.

– Они ведь начали готовить, только когда я пришла, верно?

– Ничего-то от вас не скроешь, – усмехнулся он.

Никодима пожала плечами.

– У меня два предложения, – сказала она.

– Слушаю.

– Первое: зачем поститься обоим? Откупоривайте четвертую отрицательную, а я постараюсь не сглатывать слюни.

– Восхитительная идея, – умилился он, но в пакет не полез, с любопытством глядя на женщину. – Надеюсь, ваше второе предложение столь же прелестное…

– Перейдем на «ты»? Некоторые шутки невозможно адресовать тому, кому «выкаешь», а я не привыкла ограничивать себя в шутках.

– Мне кажется, мы не так долго знакомы…

– Это я еще прилично держалась, – заверила Никодима. – Я вообще редко жду больше трех предложений.

– Что ж… раз тебе так комфортнее.

– Отлично! Наливай!

Должно быть, он хотел заметить, что разливать и вино, и кровь следует слуге… Но будем откровенны: кто же устоит перед четвертой отрицательной?

– Знаешь, я умею пользоваться Интернетом и всеми этими… гаджетами, – сказал Олеф, отхлебнув одномоментно почти с полбокала. – Но мне это не доставляет такого удовольствия, как живое общение.

– Полуживое, – поправила Никодима. – Учитывая твой статус.

– Вот тут вы, ты ошибаешься: байки о том, что вампиры нежить – всего лишь байки. Мы чувствуем боль и голод.

Да, метаболизм у нас иной, и много других отличий, но мы не мертвые. Нет. Хотя температура тела ниже человеческой.

– И сколько? Замеряли?

– В среднем тридцать два градуса.

– То есть, если у тебя тридцать шесть и шесть – значит, ты гриппуешь?

– Наверное… Не знаю, как-то никогда не грипповал.

– Как это вообще переход в вампиризм в температурном плане? Вот брякнула…

– Ничего, я понял, – улыбнулся Олеф. Потом задумался, вспоминая. – Все начинает казаться теплым. Даже холодные предметы. Но вместе с тем, внутри постоянно мерзнешь, не можешь согреться, и это не проходит… Через некоторое время просто привыкаешь.

– А что с солнцем? Ты в передаче говорил, что – ничего такого, но окон-то в зале нет.

– Да просто витамин Д не усваивается, и обгораем легко. Кстати, окон только здесь нет, в остальных комнатах с этим все в порядке. А в спальне, – добавил он как бы между прочим, – окно с прекрасным видом на море.

– Отлично, бледнолицый. С этим разобрались. Так о чем хочешь поговорить помимо себя?

– Да о чем угодно, – хозяин замка повел рукой в пространстве, как бы предоставляя гостье выбор темы. – Что, в целом, в мире происходит?

– Второе пришествие плоскоземельщиков.

– Ох, это каждый раз непросто пережить, – понимающе закивал он.

– Ничего, справляемся, – усмехнулась она. – Каждый раз.

Вошел Рустаф, поставил перед Никодимой блюдо с закусками.

– Благодарю, – кивнула гостья.

– Вот что мне особо интересно, – сказал Олеф. – Большинство людей испытывают при виде вампира либо заинтересованность, любопытство, либо страх. Но в тебе не было ни того ни другого, когда мы… столкнулись.

– О, извини. Не помогаю самоутвердиться? Эх, да что ж я за дрянь… Ну, сорри.

На Олефа этот эмоциональный выпад не произвел впечатления.

– Так этому есть объяснение?

– Наверняка и не одно! – заверила она.

– Ты уже встречалась с вампирами?

– Просто мне не любопытно и не страшно. Вот Клим Саныч говорит, что страх к вампирам исходит из страха среднего класса перед высшей знатью. В свою очередь, страх высшей знати перед пролетариатом – истории о зомби.

– Умный человек, – сказал хозяин, и задумчиво добавил, – вкусный, наверное…

– Далеко живет, – на всякий случай сообщила Никодима.

– Да? Ну, тогда и ладно.

– Я вообще не всегда любопытная. Любопытство – энергозатратно, а это не в моих интересах. В моей жизни в плане знакомых и так довольно густо, на новых распаляться некогда. И вот о чем теперь я хочу спросить: ну, ведь долго живешь?! Как так, что и поговорить не с кем? И почему не женат? Уж за столько-то лет можно было найти достойную барышню!

Олеф посмотрел на бокал. Сделал еще глоток.

– Всегда все идет одинаково, – задумчиво произнес он. – Влюбленность в юное искреннее создание. Завоевание, и она поддается. Трудно устоять, – он посмотрел с иронией и грустно усмехнулся. – И некоторое время ты наслаждаешься этой юностью… непорочностью. Взаимным притяжением. Преодолеваешь соблазны.

Он посмотрел в сторону, вспоминая. Его лицо сохраняло почти мечтательное выражение.

– Потом – поддаешься соблазнам. И еще какое-то время живешь в настоящем экстазе! А потом… Как грим смывается и непорочность, и юность. И милость. Сквозь знакомые черты проступает нотки капризности. Она хочет быть всегда с тобой и ревнует ко всему. И требует! Все время чего-то требует!