Саша Сударикова - Волшебство обычного дня

Бывало, в квартире происходили жуткие события. Внезапно по стенам прокатывались мелкие волны, потолок серел и в ноздри ударял запах сырости. Через какое-то время всё обретало привычные формы и виды. Продолжительность можно было установить только интуитивно, так как стрелки часов по непонятным причинам не успевали поменять своего положения.

Сима приписывала всё это своему лихорадочному воображению. И всё же были серьёзные изменения, которые ежедневно только усугублялись, а не исчезали.

Она жила здесь лет десять. После продажи общежития её бюджет смог осилить только покупку двухкомнатной квартиры в этой хрущёвке.

Первые восемь лет было неплохо. Но последние два года стала ощущать, что в своей квартире чувствует упадок сил, какое-то опустошение. Площадь квартиры была мала, но Симе она казалась ещё уже из-за ощущения чьего-то присутствия.

Внутри квартиры, несмотря на уход, всё резко постарело и потрепалось. Пудровые бамбуковые обои, поклеенные полгода назад, любили ловить солнечный свет, а затем раскидывать его по комнате, от чего мебель и мелкие предметы обретали чуть заметную волшебную розоватость. Сейчас обои потускнели настолько, что отражали дневной свет какого-то грязного могильного оттенка. На деревянном ободке новых настенных часов, что висели в зале, неожиданно стали появляться трещины.

Шторы на кухне начинали лосниться жирным блеском уже спустя два дня после стирки.

В цвете стола, расположившегося в левом углу маленькой кухни с трудом, угадывался некогда благородный цвет махагона.

И чтобы придать хоть какой-то уют Сима с такой силой полировала стол, что в нём, как в зеркале, отражались предметы кухни. На поверхности столешницы была видна сцепившаяся с потолком молочная люстра. На боках одной из ножек виднелась печка с беззубым ртом. На одной из ножек вырисовывался силуэт одиноко стоящего деревянного табурета.

Предметы в квартире не просто потеряли свой первозданный блеск, но стали агрессивнее вести себя.

В последнее время столешница на кухне вела себя странно. Когда Сима неосторожно проходила возле её углов, те обязательно цеплялись за одежду, разрывая ткань, либо резали кожу нечаянно прикоснувшейся к ним руки. Прежде у Симы не было проблем с этим.

Она всё чаще получала синяки от своей же мебели. Диван и кровать как будто специально увеличивали свои тела, чтобы задеть её.

Даже безобидная батарея в спальне казалась Симе монстром. По несвежей белой краске железной батареи волочились серые тени, что накидывало ей ещё с десяток лет, несмотря на свежий возраст.

Через всю стену от батареи тянулась труба. Там, где она врезалась в потолок, сыпался непонятный мусор – мелкие чёрные частички с примесью белой пыли. И от туда же сверху ежедневно жутко клокоча она поглощала горячую жидкость, разливая её по своим внутренностям. Жидкость совершая несколько оборотов, издавала неприятно гнусавые звуки, перекатывалась из секции в секцию и затем лениво спускалась прочь из батареи в нижнюю трубу.

Ламинат под ногами скрипел, пережёвывая свои древесные плиты.

Дом был стар. Его жильцы заехали сюда сразу же после строительства и теперь стали такими же немощными и дряхлыми как и он.

А чтобы сохранить свою штукатурку и плотность кирпичей эта махина требовала энергию.

Если бы приезжали новые молодые, полные сил постояльцы он помаленьку брал бы энергию с каждого, и никто не ощущал бы этого. Но переезды не совершались и только Сима своей молодостью соответствовала его запросам. Она была мухой, а дом представлялся пауком, высасывающим энергию из юного тела. А одной душе очень сложно удовлетворить потребность целого дома, вот девушка с каждым днём и слабела.

Она не любила находиться долго в ванной комнате – свет электрических ламп угнетал её. Неуютно было и в гостинной, напоминающей прямоугольную коробку.

Спальню и кухню она терпела благодаря солнцу. Из спальни было видно, как солнце начинало свой путь по небосводу, не спеша поднимая красно-жёлтый диск из-под горизонта. А вечером солнце заходило со стороны кухни, быстро закатываясь за горизонт, но ещё долго можно было наблюдать на небе игру красок – красных, оранжевых и жёлтых.

А за окном уже щебетало лето. Появилось так же внезапно, как и спешило обычно удрать прочь.

Пёстрое, оно оживляло закостеневшие за зиму чувства. Изумрудная зелень лиственных деревьев уверенно соперничала с сочными красками еловых.

Сима сидела на табуретке возле подоконника, переводя взгляд с крыши домов на крону деревьев и выше в небо. Ей хотелось стать птицей, просто взмахнуть крыльями и оставить эту квартиру, этот дом.

Сима задумалась: «Надо действовать, вырваться из кирпичных лап дома».

Это был выходной день. Можно было бы бежать из дома на свободу, на улицу. Но Сима уже устала бегать. Ведь вечером снова придётся возвратиться сюда. Следовало принять другое решение.

Погода стала внезапно портиться. На стёкла окон с разбегу начали падать крупные дождевые капли, несмело сползая вниз. Ветер с неожиданной силой стал драть навес крыши балкона, в надежде оторвать с неё хоть черепицу. Отчего в квартире стоял грохот и зловещее завывание. И вся эта обстановка напоминала какое-то военное положение. Отчего у Симы в сердце появилась храбрость и решительность на отважные действия. Она энергично полезла в ноутбук в поисках на сайтах своего дома мечты. Действие, конечно, ерундовое, но надо же с чего-то начинать.

Просмотрев десятки домов Сима ничего не нашла, сильно утомилась и прикорнула на диване.

Дом почувствовав, что пташка вот-вот выпорхнет из гнезда, принял тоже решение действовать! Надо было сковать сердце девушки лютым страхом, подчинить полностью себе её волю.

Она провела рукой по чему-то пушистому, сопевшему и непонятному. И это что-то не имело постоянной формы. В темноте разглядеть не удавалось, но было интуитивно понятно, что под рукой то шар, то цилиндр, то куб. И все эти формы имели мягкую шерсть с длинным ворсом.

Сима погружала ладонь всё глубже в шерстяное пространство, но никак не могла нащупать тело, один ворс. Отчего становилось ещё ужаснее.

Пугала и сама ситуация. Зачем вообще она прикасается к этому нечто.

Огромный ком шерсти дышал, как кошка или собака.

Ужас и любопытство овладели ей одновременно, от чего притупилось чувство сохранения, а что-то неведомое заставляло играть в свою игру, приказывало дойти до конца, разгадать загадку.

Рука продолжала опускаться в шерсть безнаказанно.

И вдруг она почувствовала, что не только рука, но и всё тело погружается в ком шерсти.