Алена Чапаева - Ликантропия как улика

На мое восемнадцатилетие мне подарили розовый «Bentley» с алым салоном. Спасибо, папочка, ты «угодил» своей дочурке, которая любит тяжелый рок и старую косуху своего первого парня даже больше, чем обставленную в стиле «лофт» квартирку-студию (до особняка, решил папочка, доча еще не доросла). И что мне делать теперь с этим охрененно дорогим и нелепым подарком? Поехать на нем в колледж – сокурсники ядом забрызгают, учителя от зависти двоек понастявят. На свиданку к Максу, чтобы у него раз и навсегда развился комплекс чудовищной неполноценности?! Его родители самые обычные бюджетники, им за всю жизнь на колесо от моего подарка скопить не удалось! Ааа, точно, поеду в клуб, к друзьям-байкерам, чтобы они закатились от хохота и навсегда дали мне обидное погонялово вроде «розовая сопля», или еще что похуже. Нет, свой подарок от папочки-миллиардера я никогда в жизни не смогу показать ни в нашем городе (который даже не административный центр), ни даже за его пределами. Там вообще до сих пор ездят на телегах. Мой папашка явно уже впал в маразм. Ему кажется, что я еще та маленькая девочка с золотыми кудряшками, которая любит кукол Барби, игры для девочек онлайн, розовые воздушные замки, пони и пышные нарядные платья.

Но делать нечего. Придется изображать восторг.

Я залезла в салон, обитый мягкой телячьей кожей. А как же, вот и платье. Папочка не мог обойтись без этого ненужного традиционного подарка. Каждый год в День рождения он неизменно дарит мне дорогое платье, больше похожее на праздничный торт, чем на одежду. Настолько пафосное, что не каждая женщина отважится надеть нечто подобное даже на собственную свадьбу. Угадайте, сколько у меня таких? Правильно, восемнадцать. Если разложить их на полу, (понадобится метров сто площади), можно снять мультик о том, как растет и развивается платье. На этот раз оно было шелковым, нежно-голубым, с ручной вышивкой и огромными воланами на рукавах.

Я закрыла лицо руками, боясь, что папочка, напряженно следящий за моим лицом, увидит раздражение. Отказаться от подарка означало жестоко обидеть моего старика. Принять – стать посмешищем и объектом завистливой ненависти жителей городка. Они и так хотят меня «сжечь на костре» за то, что я, одна из девочек, ношусь на стареньком мотоцикле в косухе бывшего в толпе парней.

В общем, я не знала, что делать с подарком.

Если колье с бриллиантами можно было спрятать в сейф и забыть, то роскошный Бентли ни за какими воротами не спрячешь.

Папочка, зачем мы, долларовые миллиардеры, живем в дыре под Саратовом, а не в Нью-Йорке?!

Я счастлива в этом маленьком городке. Здесь я выросла и пошла в школу, здесь же встретила свою первую любовь, Яшку Зорина, которого в прошлом году посадили за торговлю гашишом. Это его косуху я таскаю через день.

Под подъездом, на лавочке, мы сидели и орали под гитару до утра, отмахиваясь от возмущенных бабок, учились делать глупости. Я не в Лондоне воспитывалась, не в пансионате благородных девиц, хотя мы могли себе это позволить, а в этой убогой тьмутаракани. Правда, ко мне была приставлена французская гувернантка Жозель, которую я всем друзьям представляла как чеканутую тетку из Воронежа. Благодаря Жозель я с горем пополам выучила три языка и научилась сносно брынчать на рояле.

Так что теперь я могу переводить этикетки из-под контрабандного пива, смотреть порнушку без перевода и даже брякнуть что-то типа «C’est la vie», при каждом подходящем случае.

Та еще принцесса.

Однажды в детстве, когда мы еще жили в Подмосковье, я подслушала разговор моего папы с его агентом. Я мало что поняла, но догадалась что сказка, в которой я живу, имеет под собой зыбкое основание.

– Мы не уедем отсюда ни при каких условиях, – говорил папа, пока я «грела уши» через подслушку из стеклянной банки за тонкой дверью. – Самое дорогое, что у меня есть – это моя Аришенька.

– Но активы падают в стоимости. Вы потеряете часть состояния, – густым басом фонил агент, худой лысый дядька средних лет.

– Да пусть хоть все пропадут. Я и Ариша останемся здесь, и точка. И никто не должен знать нашего местонахождения. И ты – молчи. Я сам приеду. Закажи мне билет в Брюссель. На конец месяца.

Агент, расстроенный и раздосадованный, покинул наш особняк. В тот же день меня перевезли в этот городишко под Саратовом. В Подмосковье мы больше не вернулись никогда, и никто из наших старых знакомых не знал, куда мы пропали. Даже моя онлайн-страница была навсегда стерта из сети.

Здесь я ходила в обычную школу и вела себя как все дети. Отличало меня от них только одно: я не знала, что такое «нет денег». Мне казалось, что все вокруг играют в увлекательный квест, главной целью которого является сделать что-то без денег. Например, украсть из супермаркета чипсы с колой, прокатиться «зайцем» на трамвае, или сдрыснуть с бензозаправки, не заплатив. Я все это проделывала с таким азартом, будто и правда была бедней некуда! И мои друзья-мальчишки целиком поддерживали меня в этом. Наша банда была на учете участкового, который всех и каждого заносил в блокнот и проводил раз в месяц задушевные разговоры о том, куда нас заведет кривая тропа подросткового беспредела.

К слову, в нашей гоп-компании были почти сплошь «мажоры»: сын прокурора, пасынок судьи, отпрыск местного вора в законе, Яшка (его мать была директором рынка), ну и несколько простых ребят. И я. Я была единственной девчонкой в этом рассаднике пробуждающегося тестостерона.

Рано или поздно в такой-то компании это должно было случиться.

Я натуральная блондинка. Но сейчас я брюнетка без бровей (сказывается природная блондинистость) и с зелеными глазами. Да и вообще, кому какая разница, какой ты родилась, ведь если есть деньги, можешь сделать себе любую внешность. Я вот в Европе я планирую сделать большую грудь, а еще подкачать губы и попку. В Москве папа не разрешает, говорит, только Израиль и лучшие клиники. Интересно, это когда-нибудь свершится?! Я до сих пор еще ни разу не ездила в Европу! Так и состарюсь здесь, прославившись, как «сумасшедшая старушка на розовом Бентли».

Итак, Его, как я уже упоминала, звали Ярослав, и он казался мне самым дерзким из всех моих знакомых парней. Мне казалось, что отчаянность Яшки по кличке Совесть (его так прозвали потому, что бабки из овощных ларьков, где он в наглую отжимал то яблочко, то гроздь винограда, орали вслед «Совести у тебя нет, окаянный!») когда-нибудь приведет его в могилу. Но она привела его в колонию. Не люблю вспоминать об этом…