Кэт Чо - Жестокие духи

Она выбрала книгу наугад. Это оказалась поваренная книга. Вторая – сборник старинных европейских сказок. Сомин пролистала страницы, на которых красовались искусно нарисованные феи, русалки и ведьмы.

Следующей она взяла книгу о мальчике-волшебнике. Она была написана по-английски, поэтому Сомин не смогла прочесть название. Но она узнала обложку; ни один ребенок, родившийся за последние тридцать лет, не мог ее не узнать.

– Это первое издание.

Она развернулась, крепко прижав книгу к груди.

В дверях стоял Чуну с двумя чашками горячего чая. Он поставил их на стол рядом с креслом, которого Сомин не заметила. Оно выглядело удобным – в таком кресле вполне можно провести несколько часов, не сдвинувшись ни на дюйм.

– Эта комната такая… уютная, – сказала она. – Я от тебя такого не ждала.

– Я тоже люблю комфорт, – пожал плечами Чуну.

– Я всегда мечтала о библиотеке, – призналась Сомин, оглядывая высокие полки. – Не хватает только камина, и тогда было бы идеально.

– Никакого камина, – отрезал Чуну. – Я ненавижу огонь.

А вот это странно. Особенно для токкэби. Сомин вспомнила сказки об огне токкэби, высоком голубом пламени, которое возвещало о прибытии гоблинов. Или это просто миф?

– Не знала, что ты любишь читать. – Сомин убрала книгу обратно на полку.

– Кто сказал, что люблю? – усмехнулся Чуну. – Многие из этих книг – просто коллекционные издания, они стоят больших денег.

Сомин вгляделась в него, пытаясь понять, прочесть, но безуспешно. Затем потянулась рукой себе за спину и достала потрепанное и подержанное издание «Ходячего замка Хоула».

– И сколько это стоит? – взглянула она на страницы с загнутыми уголками. – Пятьсот вон?

Чуну ухмыльнулся, довольный тем, что его поймали на лжи.

– Время от времени я действительно почитываю хорошие книжки. В конце концов, я жил во времена без телевизоров. Но ты ведь пришла не для того, чтобы расспрашивать о моих любимых способах скоротать время, да? – Чуну шагнул к ней. Еще один шаг – и он оказался бы чересчур близко. Она услышала его запах – смесь шампуня и лосьона после бритья.

Сомин знала, что ей лучше заговорить сейчас, иначе она забудет, зачем вообще пришла.

– Я пришла, потому что… – Она замолчала, не сумев вспомнить продолжение своего тщательно продуманного монолога.

– Да, пожалуйста, расскажи мне, зачем же ты пришла, – усмехнулся Чуну и сделал к ней еще один шаг. Она попятилась и выставила руку. Это остановило его. Слава богу. Сомин не представляла, что делать, если он прикоснется к ней. Она чувствовала себя пучком проводов под напряжением, готовых вспыхнуть от одного его присутствия.

– Я пришла обсудить то, что произошло. – Сомин почти поморщилась. Она хотела казаться более уверенной в себе, но в итоге выглядела как ребенок, который «играет во взрослого». Но было слишком поздно.

Чуну изумленно усмехнулся:

– Обсудить? И все?

– Да, и судя по тому, что мы, похоже, друг друга недопоняли… я рада, что пришла. – Вот оно снова: ребенок, притворяющийся взрослым.

– Я тоже рад, что ты пришла. – Ухмылка Чуну превратилась в широкую улыбку – слишком злую, чтобы назвать ее дружелюбной.

– Прекрати, – строго сказала Сомин, и Чуну наконец отодвинулся.

Она заметила, что всякий раз, когда она говорила ему, что ей что-то не нравится, Чуну прислушивался. Словно он и правда не хотел без ее разрешения вторгаться в ее личное пространство. Это совсем не вязалось с его образом грязного бабника и мошенника, как она его называла.

– Тот поцелуй… – Сомин снова умолкла, погрузившись в воспоминания. Она жалела, что так хорошо его помнила. И жалела, что где-то в глубине души ей хотелось снова попробовать Чуну на вкус. Как десерт, который не следует есть. На который у нее аллергия. От которого она покроется сыпью.

– Да? – Чуну терпеливо и выжидающе наблюдал за ней. Сомин знала, что это всего лишь маска. Он ждал подходящего момента, чтобы сломить ее решимость.

– Этого не должно повториться, – наконец заявила Сомин.

– И почему же? – любезно поинтересовался Чуну. Слишком любезно.

– Потому что мы не… мы не можем. Этого просто не случится… это не может повториться. – Она запиналась, как будто только училась говорить. Казалось, ей не собрать из слов хоть сколько-нибудь убедительное предложение.

– Понимаю, – кивнул Чуну. – Ну, не могу же я заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Так что, если это все… – Он направился обратно в прихожую.

Сомин не могла поверить, что все оказалось так просто. И переживала, не осталось ли между ними недоразумения. Ей нужно было, чтобы Чуну понял, что этот поцелуй не значил ничего – даже меньше чем ничего. Он непременно обязан это понять. Потому что сама она начинала в этом сомневаться.

– Подожди. – Сомин схватила Чуну за руку, но, должно быть, дернула слишком сильно (она частенько перебарщивала с силой, когда была встревожена), и рывком притянула его к себе. Они бы упали на пол, если бы он не схватил ее за руки, каким-то образом удержав равновесие.

Ей хотелось вырваться из его объятий и вместе с тем еще сильнее хотелось в них остаться. Сомин была их тех, кто всегда следует своим собственным правилам. И ее правила строго запрещали ей вступать в отношения с кем-либо навроде Чуну. А еще она была из тех, кто всегда получает желаемое. И прямо сейчас она желала Чуну.

Поэтому Сомин приподнялась на цыпочки. Этого оказалось недостаточно: она была слишком низкой, а он – слишком высоким. Но в тот же миг Чуну наклонился к ней, и их губы соприкоснулись.

Они вцепились друг в друга, и Сомин попятилась, потянув Чуну за собой. Что-то твердое впилось ей в бедро. По комнате эхом разнесся шум. Но Сомин было все равно: она потянулась и обхватила руками шею Чуну, крепко прижимая его к себе.

Ей нравилось ощущать прикосновение его губ на своих. Все здравые мысли вылетели у нее из головы. Она чувствовала себя невесомой. Только сейчас Сомин вдруг осознала, насколько напряжена была все это время, пока не ослабло давление на ее висках и плечах. Она удовлетворенно хмыкнула и почувствовала усмешку Чуну на своих губах.

Он углубил поцелуй. Они были словно два урагана, столкнувшихся посреди океана. Сомин захлестнули чувства, слишком сильные и слишком разнообразные, чтобы в них можно было разобраться. Да она и не хотела думать. Она только хотела испытать, прикоснуться, почувствовать. Как приятно было просто чувствовать.

Затем Чуну высвободился, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха. Сомин прижалась к нему, ноги у нее дрожали, вот-вот грозясь подкоситься. Она наконец поняла, откуда взялся тот шум. Она наткнулась на рояль.

Ее взгляд скользнул к Чуну; они дышали часто, в унисон. Сомин хотелось, чтобы он снова поцеловал ее. Хотелось, чтобы он продолжил. Его глаза сверкнули, заметив ее невысказанную просьбу, и Чуну положил руки Сомин на бедра. Он поднял ее так легко, будто тело ее было из дыма, пара, но не из твердой плоти. Как будто она в следующий миг уплывет прочь. Может быть, она бы и уплыла – ее трясло от предвкушения, – может быть, она бы разлетелась на миллион частиц. Затем Чуну бесцеремонно усадил Сомин на полированную деревянную крышку рояля, и она уперлась пальцами ног в клавиши, на что инструмент отозвался очередной какофонией. Сомин почувствовала, как рояль под ней вибрирует.