Константин Бояндин - Обряд

– Не извиняйтесь. Вы не сделали ничего недостойного, – Владимир не сразу нашёлся, что сказать. – Если знаете, чем могу помочь, – скажите.

– Я сама должна справиться, – возразила Агафья. – Вы и так очень помогли. – Она посмотрела ему в глаза, затем глянула в окно. – Солнце всходит, – заметила Агафья, поднимаясь на ноги. – Пора.

Пора? Что именно пора? Агафья кивнула ему и направилась в спальню, Владимир пошёл следом. Заметил, что гостья успела собрать постельное бельё. Агафья оглянулась, видимо, чтобы убедиться, что Владимир тоже здесь. Она улыбнулась ему и… опустилась на колено, глядя в сторону восходящего Солнца.

Затем сложила руки на груди крест-накрест и прикрыла глаза.

– Obscuro nihil, – услышал поражённый Владимир. – Aperta claraque sum, janua clavisque sum, in lucem cum veritate sum… [1] Ничто не утаиваю. Я открыта и не запятнана; я дверь и я ключ; в истине и под светом пребываю (лат).

Что-то происходило с органами чувств: в уши словно вставили вату, в глазах всё стало двоиться, да и ноги плохо держали. Владимир нетвёрдым шагом направился к ближайшему стулу. Неловко сел, едва не упав, и осознал, что видит теперь узор из светящихся и вращающихся спиралей, кругов, других контуров на стенах и потолке. И ещё ему показалось, что очертания преклонившей колено Агафьи светятся.

Неясно, как долго он просидел, слабость прошла внезапно, нахлынули энергия и бодрость, и слух словно включили – Владимир услышал заключительные слова Агафьи:

– Fiat lux aeterna, fi at veritas aeterna, esto perpetua. [2] Да пребудет вечный свет, да пребудет вечная истина, да будет так во веки веков (лат).

Агафья склонилась, коснувшись лбом пола, и замерла так на пару секунд. Владимир поднялся на ноги, ощущая всё ту же бодрость, ясность духа и непонятную беспричинную радость. Агафья выпрямилась, поднялась на ноги и поклонилась Солнцу. Затем обернулась. На лице её сияла радость. Она бросилась к Владимиру, взяла его за руки.

– Я вс ё поняла! – не отводила она взгляда от его глаз. – Спасибо вам! Отвезите меня в Управу, хорошо?

– Хорошо, Ганя, – голос не сразу повиновался. – С удовольствием.

На стенах уже не было ни спиралей, ни чего-то ещё. По правде говоря, комната теперь выглядела обыденной и немного скучной.

И снова Владимир не заметил, как именно Агафья обулась. Вроде просто шагнула в сторону ботинок, и вот уже они на её ногах.

Агафья уже не выглядела потерянной, жестом попросила Владимира впустить её через турникет. Затем они добрались до того самого закутка, и там Агафья отпустила его руку и прикрыла ладонями глаза.

– Нет, не беспокойтесь, – пояснила она. – Просто мне нужна минутка.

Минутка продлилась секунд десять. Агафья внезапно сорвалась с места и умчалась туда, куда обычно уходила, в сторону выхода к адвокатской конторе. И почти сразу же вернулась.

– Спасибо вам! – Она взяла Владимира за руки, и снова у неё был серьёзный-серьёзный вид.

– За что, Ганя?

– За то, что помогли пройти испытание! Я обязательно приду, как мы уговорились. Буду приходить. Вы ведь придёте?

– Обязательно, – пообещал Владимир, не понимая, что происходит.

– Спасибо! – Она вновь поцеловала его, на этот раз почти по-настоящему, и умчалась за поворот.

Долю секунды спустя Владимир бросился следом. Успел увидеть, пока Агафья закрывала за собой дверь, часть коридора и людей, которые шли по нему в обе стороны. Что за… ведь сегодня выходной! Владимир бросился к двери и открыл её.

Пусто. Нет людей, нет Агафьи. И коридор выглядел как-то по-другому. Что происходит?!

Владимир постоял, закрывая и открывая дверь. Увы, коридор оставался пустым. Затем Владимир прогулялся до адвокатской конторы. Странно, но дверь приоткрыта, слышен голос Вероники. Возникло ощущение, что Агафьи там нет и не было. Очень сильное ощущение.

Ладно, надо ехать домой. Владимир минут пять посидел, не осмеливаясь тронуться с места, дрожь в руках долго не проходила. А когда добрался, то понял, что больше всего сейчас ему недостаёт Агафьи. Всё вокруг стало скучным и унылым. А ведь солнце на дворе, лето – какая может быть скука?

Владимир вернулся на кухню, посуду нужно вымыть, заодно и от мыслей отвлечься. И с удивлением увидел, что вся посуда вымыта. Стоп, когда Агафья успела?! Сам он точно этого не делал. Или всё же делал?

Он постоял в месте, где Агафья молилась – несомненно, то была молитва. Показалось, что слышит её голос и непонятную латынь. Оглянулся и увидел тот самый лист бумаги, ручка так и лежала поверх. Владимир улыбнулся и сел за стол. Взял лист и перевернул его. И оторопел.

«Я, Агафья Камышова, стажёр второго ранга департамента внутренних расследований отделения Инквизиции в Новониколаевске, сим заверяю, что всё, что происходило со мной во владениях младшего дизайнера Владимира Кременя, происходило по моей собственной доброй воле, безо всякого принуждения или иного насилия».

Дата. Подпись. И странный чёрный квадрат рядом; зачем он – и вовсе неясно.

Вот оно что. Владимиру стало сильно не по себе. «Нет, но вы хотите», – сказала она. А бумага, выходит, чтобы у Владимира не было неприятностей, что бы ни случилось с Агафьей.

– Провались всё пропадом! – Владимир поднялся, чувствуя накативший гнев, и, схватив лист, порвал его пополам, а потом ещё и ещё. Бросил обрывки на стол и уселся вновь, тяжело дыша.

Обрывки сдвинулись с места. Поползли, шурша, друг по дружке и соединились в целый лист. И он уже не шевелился. Владимир, отпрыгнувший чуть не в дальний угол комнаты, не сразу осмелился подойти и – вначале авторучкой – потрогать лист. Лист как лист, ничего особенного. Как новенький! И гнев схлынул, а изумление и неведомо откуда пришедший восторг остались.

– Спасибо, Ганя! – Отчего-то казалось, что Агафья услышит. – Я рад, что это не пригодилось.

Агафья никогда так не радовалась уютным стенам родной Инквизиции. Для обывателей суббота – выходной, но государственные службы никогда не отдыхают. Особенно такие важные, как Инквизиция. Пусть даже у самой Агафьи суббота выходной, но никто не удивится, застав её на работе. А если потребуется выходной вне расписания, то достаточно просто позвонить на вахту. Государство всегда идёт навстречу служащим, если те прилежно исполняют обязанности. А Агафья такой и была.

На душе у неё было солнечно как никогда. И Владимир теперь не шёл из головы. Странный он, как все дизайнеры, но таким храбрым оказался! И добрым в подлинном смысле. А такие странные слухи о нём тут ходили. Агафья помотала головой, выгоняя прочь нечестивые мысли. Слухи – для обывателей, низких людей. Государственному служащему не пристало опираться на слухи.

И утренняя молитва… давно уже Агафья не испытывала такого прилива сил и радости. Как тогда, в самый первый раз. Потом даже молитвы становятся обыденными, словно омовение по утрам и вечерам. Это было испытание, теперь понятно. И Владимир там был не случайно, наверное, это и для него было испытание…