Эльвира Дель'Искандер - Ликерия. Дикий плод

Belua Ferus [бэлюа фэрус] – дикий зверь (лат.)

Ferus [фэрус] – дикий (лат.)

– Конечная автостанция! Город Радлес! Берем свои пожитки и бегом на выход!

Грубо толкнули в плечо.

– Подъем, милочка! Встаем! Спать нужно дома!

Горластая кондукторша, озираясь по сторонам и выглядывая новую жертву, прошла дальше, в хвост салона.

Ликерия огляделась: автобус опустел наполовину.

– Не задерживаемся… Не задерживаемся! Хватаем честно нажитое и спешим по домам! К пушистым котам и теплым пледам!

Схватив с пола сумку, Ликерия встала и в порядке очереди прошла к выходу. Спустилась по крутым ступеням, шагнула на влажную землю. И втянула морозный воздух.

Радлес. Город, многое обещавший, а подаривший одни проблемы. Проблемы сулил и теперь: их запах витал вокруг нее в пространстве.

Ее встретил местный автовокзал. Грязно-белое, приземистое здание, со всех сторон обставленное попутками. Спустя минуту Ликерия сидела в одной из них и ехала к себе. Домой. Видимо, домом это место станет теперь навсегда, как бы не хотела обратного. И как бы к обратному не стремилась.

Доехала быстро, поднялась к себе. Ключ вошел и с легкостью повернулся: щелчок – замок отворился.

Простояв минуту перед закрытой дверью, в тишине, пропитанной запахом нерешительности, Ликерия потянула на себя створку и все же ступила: вошла в свое вязкое прошлое.

Голова побаливала после долгой дороги, тело ныло, и накатила усталость. И ей бы радоваться возвращению домой; тому, что горе-поездка завершена, и в жизни, до того беспокойной, появилась какая-никакая определенность. Но, переступая ветхий порог, меняя холод улиц на теплоту квартиры, ощущала одно: упрямое несогласие с происходящим.

Ликерия сделала шаг назад: вернувшись сюда, обратно в Радлес. Вместо новых, уверенных двух, она оттеснила себя назад и оказалась там же, откуда начала. Нехорошее чувство, столь знакомое и от того опостылевшее. Вплоть до того, что не могла дышать. Особенно здесь, в тесноте квартиры, в которой прожила порядка полутора лет с тех самых пор, как переехала в Радлес. А ведь когда-то Радлес стал для нее спасением.

Сумка с вещами опустилась на пол, за спиной захлопнулась дверь – Ликерия все стояла: всматривалась в приоткрывшуюся взгляду гостиную. Маленькую и старомодную, залитую белым, послеобеденным светом.

Она разулась, сняла темно-синее пальто, приобретенное перед холодами в Сальске, и, повесив его на крючок, прошла вперед. Дверца слева – несимпатичный санузел, выемка справа – «уютная» кухня, где едва-едва помещались плита, холодильник и стол в форме белого, деревянного квадрата – она взглянула на все это мельком. Отчего-то скорее хотелось оказаться в сердце дома, каковым для нее являлась гостиная.

Остановилась по центру. Осмотрелась. Нахмурилась.

Перед глазами колыхались шторы: форточка открыта. Неужели не закрыла перед отъездом? В стороне – диван, над ним картина, потертый коврик на покрытом линолеумом полу – все это было с ней до отъезда. Вплоть до вмятины на хилой дверце, что вела в неказистую, заурядную спальню.

Чего здесь не было так это столика: невысокого, из темного дерева. Сейчас он стоял посередине комнаты.

Ликерия обернулась: и телевизора не было. Того, что, соседствуя с книжными полками, расположился поверх комода. Вернее, телевизор был, но не такой большой. И дорогой, и современный, и…

В сознании что-то щелкнуло: Ликерия бросилась обратно в прихожую и остановилась у вешалки.

Куртка. Черная, кожаная, поношенная, она затесалась между вещей.

Большая. Ей не по размеру. Куртка мелькнула у нее перед глазами, когда вешала поверх него пальто, однако обремененная тяжелыми мыслями, не обратила на нее внимание. А теперь…

Кому она принадлежит? И почему оказалась здесь, в ее квартире, на ее крючке? Куртки ведь не было в момент отъезда? Быть может, сама чего позабыла?

Нет, она ничего не забывала. В то же время в квартире посторонних не наблюдала. В том числе в спальне, на которую смотрела сквозь распахнутую дверь. В этих скромных, небольших «апартаментах» сложно кого-то не заметить.

Озаренная пугающим предположением, но все же не веря в возможность подобного, Ликерия поспешила в эту самую спальню. Ради успокоения, хотя понимала, что никого здесь нет и быть не может. А наличию вещей, ей незнакомых, имеется более чем разумное объяснение. Осталось объяснение найти.

Тесная, не больше кухни, комната Ликерию не радовала. Как и Ликерия не радовала комнату, судя по понуро-помятому виду, с которым встречала хозяйку: понурым голубым обоям и помятому, соскальзывающему с кровати покрывалу. Хотя чего Ликерия ожидала. Что спальня расцветет при ее появлении, словно цветок в заснеженных степях?

Двуспальная кровать, доставшаяся при заселении, занимала все небольшое пространство. Отняв от нее скорый взгляд, Ликерия распахнула створки шкафа. И выдохнула: никаких посторонних вещей. Только собственные теплые куртки: зимняя и цвета «охра» осенняя.

Прикрыв обшарпанные двери, открыла соседнюю дверцу, одностворчатую. И, пораженная, застыла.

Одежда. Ей не принадлежащая.

Для полноты восприятия коснулась ткани: разбросанные по разным полкам, вещи покрывали ее кофты и майки.

Не привиделось. Не примерещилось. Они существуют, чужие футболки – в руках Ликерии оказалась черная. Она развернула ее, крепче сжала.

У нее в квартире кто-то жил.

Возглас удивления вырвался из легких. Во внезапно наступившей тишине, поглотившей даже плотность воздуха, он прозвучал хлопком петарды.

У нее в квартире кто-то жил!

Как это возможно? Такое невозможно! Это… это ее квартира. Она заплатила вперед за несколько месяцев из денег, откладываемых на учебу, во избежание каких-либо недоразумений. Вот, например, подобных.

Владельца квартиры, а по совместительству управдома пятиэтажки нельзя было назвать отзывчивым человеком. Напротив, он был человеком сложным и очень неотзывчивым. Однако он не мог поступить так подло. Ведь не мог? Да и незаконно это: вселять других в оплаченную жилплощадь. К тому же все ее вещи здесь, на месте, значит, Ликерию все же не выселяли. Тогда как понимать происходящее?

Ликерия бросилась к входной двери. С близстоящей тумбы схватила ключи и поспешила вниз, на первый этаж, топая со своего четвертого. Мигрень и усталость как рукой сняло.

Остановившись у кряжистой двери, обитой темно-коричневым дерматином, Ликерия уверенно заколотила рукой: звонок у управдома отсутствовал, тогда как ткань заглушала удары. Ликерию нередко посещала мысль, что подобную дверь установили специально, дабы меньше беспокоили надоедливые жильцы: мужчина жильцов не жаловал, потому что просили те о всяких глупостях. Например, озаботиться вопросом чистоты подъездов…