Дмитрий Хатуцкий - Отражение в окне

Сегодня Костя едва успел опередить коммунальщиков. Два гостя из ближнего зарубежья с названием местной управляющей компании на жилетках уже подготавливали краску. Костя чертыхнулся, развернулся в сторону магазина и налетел на щуплого, но очень высокого молодого человека с пакетом продуктов, оказывается, стоящего рядом с ним, чем вывел того из оцепенения.

– Прости, пожалуйста, я тебя не заметил, – извинился Костя.

– Опять смета на ремонт победила душу.

Парень смахнул слезу и ушел не оглядываясь.

Каждый раз после прихода маляров у него опускались руки, каждый раз он признавал свое поражение перед коммунальными службами в этой позиционной войне, каждый раз зарекался брать в руки кисть и каждый раз на следующее утро начинал работу над новой картиной. Он как никто понимал бесперспективность этой борьбы и с самого первого штриха, создавая первый эскиз, начинал оплакивать гибель еще не созданной картины. Он был несчастен почти все свободное время, чтобы окружающие стали чуть счастливее ненадолго, и считал это справедливым обменом.

Дома его встретила мама. Забрав пакет с покупками, спросила:

– Что такой хмурый? – И тут же, прижав руки к груди, сменила тон с беспечного на встревоженный: – Неужто уже закрасили?

– Да, мам. В этот раз и двух дней не подождали.

– Вот негодяи, такую работу загубили! А должны были поблагодарить и стену веревочкой оградить. Ведь за бесплатно настоящую красоту создаешь, ни рубля тебе город не выделил на это. Хотя в этом и проблема. На том, что бесплатно достается городу, своровать нельзя. А то, что нельзя обокрасть, в нашей стране не любят.

Мама Саши работала бухгалтером в бюджетном учреждении, поэтому привыкла на все смотреть через призму профессиональной деформации. То есть любые события трактовать с точки зрения повсеместной коррупции. После уничтожения каждой картины она говорила Саше примерно одинаковые слова, чтобы как-то подбодрить и убедить перестать изводить себя этой борьбой с ветряной мельницей. Хотя прекрасно понимала, что не сможет его утешить и уж точно не сможет уговорить оставить эту ночную работу.

– Ладно, мам, не переживай. Мне пора в школу.

Единственное хорошее, что дали ему ночные вылазки, это дневную работу, ставшую для него отдушиной и местом, где он, несмотря ни на что, чувствовал себя по-настоящему счастливым. Пару лет назад руководитель частной художественной школы Егор Валентинович застал посреди ночи Сашу, неуклюже ползающего по стене с малярным валиком. Это был мужчина средних лет, ценящий, разбирающийся, а главное, всей душой любящий искусство. По иронии он был начисто лишен каких бы то ни было художественных талантов и преклонялся перед людьми, ими обладающими. В картине, появляющейся на его глазах, он без труда разглядел искусство, в Саше – талант и твердо решил, что ему необходим такой человек среди наставников его школы. Он не рискнул отвлечь художника и терпеливо ждал почти до рассвета окончания работы.

– Молодой человек, могу я соблазнить вас чашкой горячего кофе? – спросил Егор Валентинович, когда Саша закончил работать.

Саша, уже готовый начать погружаться в горе неминуемой потери своей картины, был готов идти куда угодно и с кем угодно, чтобы это погружение отложить. К тому же промышленный альпинизм его вымотал и кофе входил в его планы в любом случае. Спустя несколько минут они сидели в тихом пустом кафе и пили согревающий напиток. Егор Валентинович видел, что Саша находится в легкой прострации и решил начать издалека.

– Как вас зовут?

Саша ответил.

– Александр, вы развили свой талант, обучаясь на профессию художника, или это врожденное?

– Врожденное, но я учился. Правда, научить меня смогли только терминам, рисовать по правилам я так и не смог. Поэтому выпустился со скрипом.

– Если не секрет, чем вы зарабатываете на жизнь?

– Я – курьер, так что ногами, – улыбнулся Саша.

– Почему же не кистью? Мне кажется, это вам подошло бы куда больше.

– Я пытался, но это оказалось для меня слишком сложно.

Конечно, после выпуска из института Саша пытался работать по специальности и устроился на стажировку дизайнером. Он должен был создавать логотипы компаний. Свой первый заказ Саша воспринял с воодушевлением, лично приехал к заказчику и целый день в мельчайших подробностях расспрашивал его про фирму в целом, про сотрудников в частности, про направления деятельности. Потом почти неделю создавал настоящий шедевр, в котором отобразил все детали и нюансы. Логотип вышел поистине эпохальным и подходящим для размещения в шапке документов чуть менее, чем микроскоп подходит для забивания гвоздей. Саша так увлекся работой, что был ошарашен, когда ему напомнили, что логотип нужен по большей части для размещения в шапках документов, и для этого было бы неплохо, чтобы он умещался на стандартном листе А4, а в идеале занимал бы на этом листе лишь несколько сантиметров. Впрочем, заказчик был ошарашен не меньше и с удовольствием забрал получившийся логотип для размещения на стене офиса за ресепшном (ресепшн пришлось, правда, перенести к более длинной стене). Работодатель же был не столько ошарашен, сколько обескуражен и опечален. Согласно внутреннему регламенту одному дизайнеру за рабочий день в зависимости от выбранного заказчиками тарифа полагалось отрисовывать от двух до пяти логотипов, что несколько не соответствовало одному логотипу, законченному Сашей за неделю. Из-за благодарственного письма, больше похожего на хвалебную оду, в котором заказчик красноречиво восхищался Сашей, а с ним вместе и всей конторой, было решено дать стажеру второй шанс. Теперь за ним строго следили, одергивали, если он начинал увлекаться, и за вторую неделю из-под его пера вышло требуемое количество товара требуемого качества.

– Представьте себе человека, – продолжил Саша, – обожающего, допустим, конфеты до потери сознания. Если он пойдет работать в цех на шоколадную фабрику, то либо на второй день заработает диабет, принеся фабрике больше убытков, чем прибыли, либо не прикоснется ни к одной конфетке, чтобы не сорваться, и станет совершенно несчастным человеком, постоянно делая со сладостями вообще не то, что хочет. Вот и я должен был рисовать, делать то, что больше всего люблю, но делать не так, как мне хотелось, а так, как требовалось по техническому заданию. Из-за этого любимое занятие превращалось в пытку. Я продержался меньше месяца и ушел на работу, не связанную с творчеством.

Саша старался не думать ни о чем, чтобы не начать думать о картине, и до сих пор ему это вполне удавалось. Он просто бездумно отвечал на вопросы странного незнакомца. Но сознание не могло дремать вечно и, наконец очнувшись ото сна, выдало очевидный в такой ситуации вопрос: