Рыжая Ехидна - Мама из другого мира. Дела семейные и не только

А потом они унеслись в чащу. Подозреваю, что подлесок остался цел не везде, судя по доносившемуся до меня треску. Вернулись они нескоро, я стоически терпела холод, давая моим мальчикам порезвиться.

Меня посетила мысль, что не худо бы потренировать навыки точечного воздействия, время есть, зачем его тратить впустую. Веточек, шишечек, былинок-травинок вокруг хватало. Стряхнуть аккуратно снег тут, колыхнуть веткой там, обвести гибкой травинкой окружность… Куратор Четвик не преминет подергать меня за самолюбие на ближайшем занятии, когда выяснит, что тренировки я забросила. Мне так и слышалось его язвительное: «Причины не важны, леди, важен результат». Вот я и старалась, надеясь как минимум вспомнить пройденный материал. Навыки, к моей радости, остались при мне, и сейчас я развлекалась попытками сжать жгут воздуха до материальной плотности и использовать его как стилус для рисования на снежной целине. Забавно же, каракули есть, а следов ног нет. Если с помощью Четвика мне удастся усовершенствовать этот навык, появится личное оружие, хоть дубину воздушную сотворю, хоть кинжал, ведь если подумать, то острую кромку из тонкого слоя молекул создать проще, чем из металла, главное – добиться необходимой плотности, а эта задачка мне одной не под силу. Если только Димка пофеячит, и я научусь переводить ментальные усилия в магические. Но это только мечты, зато светлое будущее магии мира Араш в лице счастливого Димки показалось на освещенной поляне. Да не как-нибудь пешочком, а верхом на Мишке. Кое-кто дорвался-таки до перевозки маленьких. Мишка, словно в ответ на мои мысли, игриво высунул кончик языка. Вот ведь паразитик, дразнится еще. Я взвихрила бурунчик снега у него под носом. Мишка отпрянул, встал почти вертикально, а Димка со счастливым «Ий-йя», стремительно соскользнул с его спины. Сердце оборвалось.

Нет, здорово все-таки Ричард контролирует Мишку. Зверь не сделал ни одного лишнего движения, а мог бы податься назад и придавить ребенка… или метнуться в сторону.

Шалость удалась, мда. Где была моя голова?

То, что для меня чуть не обернулось инфарктом, для Димки и Мишки стало очередным развлечением. Эти два хулигана явно нашли друг друга, потому что трюк со стремительным сползанием по шерсти был повторен неоднократно ко взаимному удовольствию. Им-то хорошо, а вот мне в голову пришла мысль, что пора Димку учить бытовке, а то он будет вечно грязный, после таких-то упражнений. Надо будет с Сайтоном посоветоваться и узнать, какие навыки все же доступны словесникам.

Уже дома Ричард мне тайком рассказал, что Мишка воспринимает Димку как старшего брата и слушается его как меня. По крайней мере, сейчас. Вот это пердимонокль. Я хоть и засомневалась, но решила, что не стоит распутывать странную кудель, на которую стали похожи переплетения моих семейных уз. Как есть, так и хорошо.

Вечер прошел чудесно. Разговоры о предстоящем набеге на Гильдию краснодеревщиков не умолкали. Бывавшие в столице, а потому более искушенные, Вирт, Мир и Крафт пытались сбить гонор с младших, которые срывались в мечтания о том, как они всех удивят и изумят своими поделками. Кулинарный конкурс-то удался! Васила, конечно, крута, но у них учителя тоже не лыком шиты!

– Вот-вот, – втолковывал Пепел размечтавшемуся Крису, которому столярное дело совсем не давалось, – мал ты еще, похуже меня работаешь. А там ученики целыми днями учатся, да у известных мастеров. Не то что мы, по два часа.

– Ну, ты нас-то совсем-то не принижай, Пепел, – возражал ему Тормун, еще один друг Шона и Пепла, – у нас тоже козыри имеются. И гребешки волшебные, и змеиные шкатулки, и качалки.

– Вот и я о том же, – горячился Пепел, – в том, что мы хорошо поторгуем, я не сомневаюсь! Товар у нас необычный, да, но это не наша заслуга! Настоящего мастерства, чтоб с гильдейскими тягаться, у нас нет, как ты не понимаешь?

– Вы, парни, волну-то не гоните, – подошел к спорящим дедушка Ульх, – вы все правы и неправы. Вот ты, Тормун, гребешки освоил, молодец. А от тонкой работы бегаешь. Одинаковые гребни пачками ладить – это ерунда. Вот если бы ты косичкой какой их украсил или точек каких накернил узорчато, да каждый гребень по-особенному, вот тогда и похваляться было бы чем. У вас, парни, другая задача, разве не поняли? – Дедусь погладил усы, вытягивая паузу.

– Ну не томи, дедушка, – поторопил самый младший, Крис.

– А задача ваша, голуби мои, не столько себя показывать, сколько на других смотреть. Да подмечать. Не только красотой любоваться, а полюбоваться будет чем, я вас уверяю, но и запоминать. Неплохо бы и записывать, если сможете. И думать!

Дед опять примолк, подчеркивая весомость своих слов.

– О чем думать, дедушка? – Крис не мог унять своего возбуждения.

– А думать, Крис, надо о том, кем ты хочешь стать. Вы там много разного увидите. Вот, к примеру, попалась вам на глаза рама для зеркала, ну такая, затейливая, резная, что просто рот открыть. Встаньте и подумайте, сколько времени мастер на эту красоту потратил, сколько бумаги на эскизы перевел, сколь времени дерево выбирал-лелеял, сколько часов не разгибался, сколько мозолей кровавых сорвал. А когда прикинете, поймете, что такое мастер.

– Эх, – сказал Пепел печально, – мне мастером никогда не стать…

– Не горюй, парень, ты свое дело еще найдешь, вот увидишь. По любому ты уже маг, вот тебе и цель. А куда свой талант приложить, жизнь подскажет.

На этой позитивной ноте дед напомнил всем про отбой и отправился обратно к камину, а я задумалась, ведь я его с палочкой давно не видела, обычно к концу дня трость всегда была при нем, усталость после дневных забот брала своё. Неужели Димкин амулет уже работает?

Кстати, о Димке, а где он? В последний раз я его видела, о чем-то шушукающимся с Ричардом. Здорово, что у моих любимых мужчин образовались свои мужские дела. Любопытство подняло было голову, мне захотелось разузнать, куда запропастилась эта парочка, но мой взгляд опять упал на Пинка. Назвав себя клушей, я отправилась будить ребенка, стекло-то холодное, простынет ещё. Да и расспросить его не помешает, надо же понять, почему он не высыпается. Но мои благие намерения остались лишь намерениями, потому что подросток и сам проснулся от очередного свиста Габи.

Как открыл глаза, так и застыл, неверяще уставившись в окно.

– Смотрите, смотрите! Я же говорил! – ликующе-растерянный возглас Пинка потонул в переливах свистульки Габи.

Пожалуй, только так и можно было выразить всю ту гамму чувств, которые, как я полагаю, испытывал каждый, кто устремился к окну. Удивление. Трепет. Любопытство. Зависть к Шону и желание немедленно оказаться на его месте, чтобы все пощупать и рассмотреть. Приобщиться к чуду.