Марина Ясинская - Арена заблудших

За малыми шатрами раскинулась целая ярмарка: красочные лотки, где продавали воздушные шарики, сахарную вату и какие-то дешевые яркие безделушки с логотипом цирка, и пестрые киоски, в которых предлагали поиграть в игры вроде метания колец или стрельбы по мишеням на призы – загадочных плюшевых животных, которые с равным успехом могли быть как медведями, так и зайцами. Между киосками ходили жонглеры, подкидывая в воздух яркие шарики, широко шагали на ходулях наряженные в пестрые костюмы циркачи и играла на аккордеоне, сидя на большом полосатом мяче, девушка в черно-белых полосатых штанах, фиолетовом пиджаке и черном цилиндре. Возле одной из палаток, залитой светом от немыслимого количества самых разных лампочек, собралась небольшая толпа, и детишки с восторгом наблюдали за тем, как сидящий за прилавком широкоплечий парень с татуировкой на бритой голове отсоединяет лампочки, на которые указывают зрители, и они продолжают светиться у него в руке.

Взлетали крашеные-перекрашеные качели-лодочки, воздух оглашался восторженным визгом. Натужно, со скрипом вращалось невысокое чертово колесо; по его ободу шли полосы разноцветных лампочек, которые перемигивались яркими цветами и отвлекали внимание от перегоревших – и от пятен ржавчины на ободе. А еще кружилась разноцветная карусель, и некогда яркие, а сейчас облупившиеся лошадки послушно возили счастливо слепых к этим признакам дряхлости детей. Откуда-то из-под крыши раздавалось: «Мы едем, едем, едем в далекие края»; веселая, казалось бы, мелодия звучала неожиданно мрачно и тревожно из-за того, что ее исполняли, да еще в намеренно замедленном темпе, на каком-то особенно скрипучем органе, из-за чего радостное «мы едем в далекие края» превращалось в мучительно-заунывную жалобу. А слышащиеся где-то фоном неземные ноты вотерфона вызывали противные мурашки по спине.

И все это яркое, разноцветное, шумящее и потрепанное многообразие буквально тонуло в толпе зрителей, заполнивших занятое цирком пространство до отказа. Куда ни кинь взгляд – очередь, куда ни взгляни – улыбки, теснота и толкотня. Казалось, здесь собрался весь город!

Кристина покосилась на брата. Обычно равнодушные глаза восторженно сияли и наверняка превращали старый, потрепанный цирк в сказочное место. Как и все остальные визжащие от счастья дети, Кирюша не замечал ни грязного полотна шатров, ни облупившейся краски, ни потрепанного оборудования, которые видела Кристина, бессознательно задавшаяся целью найти в этом цирке как можно больше недостатков.

Видимо, магия цирка действовала не только на брата, но и на других посетителей; взрослые тоже выглядели радостно-взбудораженными. Это почему-то раздосадовало Кристину. Только крайне не избалованные развлечениями жители их паршивого городка могли так радоваться этому балагану! Она же взирала вокруг со снисходительной усмешкой. Все эти развлечения и аттракционы явно рассчитаны на самую невзыскательную и неизбалованную публику, а восторг собравшихся вызывал ассоциацию со счастьем дикарей, которым показали простенькие бусы. И Кристине было крайне неприятно осознавать, что и она тоже автоматически попадает в эту категорию невзыскательных и неизбалованных. Но, по крайней мере, насмешливая ухмылка на лице показывает остальным, что она не покупается на дешевое увеселение.

Кирюша вертелся, постоянно дергал сестру за руку и показывал пальцем на то, что находил интересным. А интересным ему казалось абсолютно все: и очередь, и какофония звуков, и гирлянды флажков, и девушка в длинном черном пиджаке, высоких черных сапогах и цилиндре, сидящая на большом шаре в красно-белую полоску и играющая на аккордеоне, и клоуны на ходулях, и облака разноцветной ваты, и даже аттракционы.

Кататься на качелях Кирюша, к счастью, не просился, и Кристина впервые порадовалась этой странности брата; все нормальные дети обожали крутиться на каруселях, а Кирюша просто не понимал, в чем тут удовольствие. И это прекрасно, потому что одного на карусель Кристина его не отпустила бы, а ехать с ним – это же такой позор, если кто-то из школы увидит!

Стоило только подумать о школе, и Кристина тут же увидела в толпе знакомое лицо. Ого, да это же Фил! Похоже, он тоже пришел сюда с младшим братом. Идеальная возможность для того, чтобы перекинуться парой слов на почве вынужденного похода в цирк, но Фил был слишком далеко и, кажется, Кристину не заметил. А первой пробиваться к нему через толпу Кристина не хотела, это выглядело бы слишком нарочито.

Но Кристина все равно попыталась. Однако столпотворение как-то незаметно вынесло ее с братом в другую сторону, а потом и вовсе оттерло за край толпы, и Кристина вдруг увидела не замеченный за шумом и пестротой цирка передвижной город на колесах, в котором путешествовали артисты. Он стоял на краю стадиона и состоял из интереснейших экземпляров: микроавтобусы с логотипами цирка по бокам, грузовики и траки с прицепами и фургонами для объемного оборудования, трейлеры, тоже заляпанные рекламными наклейками цирка, и несколько совершенно удивительных, словно сошедших со старинных открыток округлых автобусов ярких расцветок. Кристина даже в кино такие не видела, а тут – вживую, да они еще и на ходу! Что-то ярко-розовое выглядывало из-за одного автобуса, и, сделав пару шагов в сторону, Кристина увидела еще более поразительный экземпляр; казалось, это экспонат из музея истории автомобилистики! Такие, наверное, выпускались в самом начале прошлого века!

Между трейлерами и автобусами сновали люди; кто-то в сценических костюмах, а кто-то в обычной одежде, и каждый был занят делом – последние приготовления к представлению шли полным ходом. Одному из гимнастов прямо на нем зашивали костюм, клоуну едва не на бегу поправляли парик, а страшненький лопоухий мальчишка не старше Кирюши вприпрыжку бежал к одному из маленьких шатров, держа в руках бутылочки с красками. Парень в бандане на голове, в потертых, едва не спадающих джинсах и тяжеленных армейских ботинках проверял кабели, которые тянулись от какого-то массивного агрегата к большому шатру…

Закулисная жизнь странствующего цирка кипела и бурлила, и было в ней что-то цепляющее за живое и заставляющее душу сжиматься от непонятной тоски – то ли о свободе, которой у Кристины нет и не было, то ли о другой жизни, которой у нее никогда не будет.

Из одного фургона выпрыгнул загорелый парень, костюм которого состоял из набедренной повязки; плечи, грудь и спину покрывали татуировки, руки выше локтя перехватывали узкие перевязи с длинной бахромой, и такие же были надеты на ноги чуть выше колена. Будь он на Гавайях, сошел бы за местного танцора, развлекающего туристов. Словно почувствовав на себе взгляд, парень повернулся и посмотрел прямо на Кристину. И она вздрогнула: она уже видела эти графитово-серые глаза с чуть припухшими веками. Сегодня днем, у школы во время грозы. Но, к счастью, на этот раз обошлось без видений костров и без молний, разносящих в щепки деревья.