Рэймонд А. Вилларил - История возвышения вампиров, рассказанная людьми

– Я чувствую себя потрясающе.

Я не ожидала, что подобный ответ можно произнести с таким равнодушным лицом.

– Я спросила, потому что, по моему мнению, ваш организм заражен новым типом вируса, и у вас уже начали проявляться симптомы.

Молчание.

Больше она не сказала мне ни слова.

Даже сейчас я все еще вспоминаю то ощущение – будто кто-то пытается прочитать мои мысли, заглянуть в мое сознание. Как мы теперь знаем, ногалесское органическое заболевание крови поражает каждую жертву, или реципиента, с помощью ранее неизвестного вириона, который прикрепляется к специфическим рецепторам клеточной поверхности вроде лектина С‐типа, мембранного белка DC-SIGN или интегринов. Затем благодаря синтезу вирусной оболочки с клеточной мембраной, вирус проникает внутрь. Но даже у вирионов есть разум. Поэтому они способны проникать на клеточном уровне в сознание пораженных вирусом людей.

Но той ночью я, а затем и Гектор с удивлением наблюдали за ней через решетку. В конце концов, шериф Ламар увел нас. В скором времени должны были приехать представители ФБР и федеральные приставы, чтобы увезти ее в Аризону, и шериф предложил нам немного вздремнуть в его офисе.

Не знаю, как долго я спала. Мне снилось, что люди бросали в меня камни за то, что я проспала занятия в школе, забыла все ответы, выступая на медицинском совете, не послала маме открытку на день рождения и не одолжила сестре пять долларов.

Меня разбудил самый злобный вопль, какой мне только приходилось слышать. Звериный, животный, как будто из второсортного фантастического фильма.

Лиза Соул сидела в углу своей камеры и кричала: от ее рук и лица шел дым. Неужели они… горели? Кожа на лице почти сползла. Сначала я подумала, что это какой-то дерматит или экзема, вызванные осложнением из-за болезни крови, но затем вспомнила про окно, которое находилось напротив камеры…

– Это от солнца, – прошептала я Гектору.

Принимая во внимание мои полномочия, федералы любезно разрешили мне полететь вместе с ними на вертолете. Гектор сказал, что будет ждать меня в больнице.

Путь до университетского медицинского центра был слишком уж длинным. Лиза кричала как запертое в клетку животное в течение всего полета, а когда мы приземлились на крыше больницы, врач распорядился вколоть ей успокоительное, пока сестры везли ее на каталке под лучами солнца.

Лиза продолжала кричать.

Когда рядом с отделением карантина я встретилась с доктором Дженкинс – специалистом по ожогам – она только раздраженно пожала плечами.

– Понятия не имею, что это такое. Ее кровь обладает странными свойствами, но это не моя сфера. Похоже, у нее проявилась сильная аллергическая реакция на воздействие солнца, но для уточнения необходимо провести молекулярную диагностику.

– Ей уже лучше?

– Ее состояние стабилизировалось. Мы поместили ее в палату без окон со щадящим освещением. Разумеется, присутствие полиции не способствует разрядке обстановки, но сейчас она проходит интенсивную терапию. Нам остается только ждать.

Я пожала плечами.

– Мне нужен образец ее крови.

– Мы предоставим вам его.

Когда я села в кафетерии, чтобы позвонить в Техасский университет в Эль-Пасо насчет проведения анализов, в окно я увидела репортеров и операторов, спускавшихся со ступенек. Мой телефон зажужжал, извещая о получении целого шквала электронных писем: за последние несколько дней резко возросло количество тел с похожими круглыми ранами на шее. Судя по всему, Центр по контролю и профилактике заболеваемости наконец-то сосредоточил свое внимание на вирусе НОЗК.

Но это не означало, что все мои старания были оценены по достоинству и вознаграждены. Данные моих исследований подверглись детальному рассмотрению и обсуждению. Некоторые ученые настаивали на том, что следы укусов на самом деле были отметинами от иголки шприца. Другие – что никакого нового вируса не существовало, что состояние пострадавших было результатом стечения обстоятельств, а раны получены вследствие различных нападений. Третьи считали, что действие вируса имело настолько ограниченное распространение, что его изучение не требовало особых расходов и финансирования.

Я допивала уже третью чашку кофе, когда Гектор, шаркая ногами, вошел в кафетерий. Выглядел он еще хуже меня. Мой телефон зажужжал, я посмотрела на экран – очередное сообщение. На этот раз от моего руководителя в ПКЗ. Я прочитала его три раза подряд, прежде чем Гектор добрался до стола.

Он тяжело опустился на пластиковый стул напротив меня.

– И каков вердикт?

Мне хотелось рассмеяться. Это письмо словно подтверждало мои безумные мысли. Я не знала, хорошо это или плохо, но была уверена, что это навсегда изменит мою жизнь.

Так и случилось. Отец любил говорить: «Я бы уже давно смог вырваться вперед, если бы перестал отставать». Я часто думала об этом в те годы, когда искала вакцину от ногалесского органического заболевания крови. Мы так и не узнаем, как и почему Лиза Соул оказалась в том массовом захоронении на границе. Никому не известно, куда подевались тела или кто забрал их. Но я всегда подозревала, что их каким-то образом возродили. И хотя многие обвиняют меня в том, что моя работа неэтична, я считаю, что она была и до сих пор остается очень важной.

В тот день в кафетерии больницы я лишь грустно улыбнулась на вопрос Гектора.

Я передала ему мой телефон, чтобы он тоже мог прочитать письмо.

– Кажется, мы нашли первого вампира, – сказала я.

Я должна была еще раз увидеть Лизу Соул, прежде чем вернуться в Атланту. Мне хотелось проверить ее состояние и понаблюдать за ней, но еще больше я хотела проверить, смогу ли заглянуть ей в глаза и побеседовать с ней так, чтобы не повредиться при этом рассудком. Мне, как ученому, нужно было провести больше времени с пациенткой – самым главным носителем вируса.

Я поднялась на лифте на третий этаж, но когда открыла дверь, по коридору эхом прокатился вопль и ужасный грохот. Я стала протискиваться сквозь поток людей, убегавших от развернувшейся на этаже драмы. Добравшись до палаты, я увидела, как Лиза Соул кинулась на закрытое окно и вылетела через него – вместе с градом осколков стекла – на тротуар внизу.

Думаю, мне повезло, что я оказалась здесь через несколько мгновений после захода солнца. Потому что именно в этот момент Лиза Соул освободилась из смирительной рубашки, убила двух федеральных агентов и одну медсестру, после чего разбила окно и, не проронив ни звука, выпрыгнула с третьего этажа.

С тех пор ее никто не видел, и она до сих пор числится среди особо разыскиваемых преступников в списках ФБР.

Зато у меня был образец ее крови.

«Бостон Геральд». 19 июля [3] Страница 2, раздел новостей : Сегодня рано утром на юго-западе исторического района произошло ограбление в «Эллисон корпорейшн» – независимой компании-дистрибьютере золота. Были похищены золотые слитки на общую сумму 5 миллионов долларов. «Эллисон корпорейшн» торговала и другими драгоценными металлами, но они в основном хранились на первом этаже, и только золото находилось в подвале. ФБР установило, что система наблюдения в здании была выведена из строя, другие камеры наблюдения на прилегавших улицах также не работали, поэтому записи с места преступления получить не удалось. Двое охранников были нейтрализованы неизвестным методом, оба находились без сознания. ФБР не располагает никакими данными о возможных виновниках преступления.