Александр Накул - Целестина

– Юная пани опять безобразничает? – сурово произнёс он по-польски. – Зачем я юную пани только научил…

– Так быстрее и проще.

– Так быстрее и проще только потому, что не все так умеют! Представляешь, если все начнут в синагогу через верхние окна залетать, как голуби в голубятню?

– Это интересная идея, – согласилась Целестина. – А входные двери – замуровать. И сказать, что, когда придёт Мошиах, эти двери сами собой размуруются…

– Цудрейтер!

– Я вашего языка не знаю.

– Я о том, что рано или поздно тебя увидят. И хорошенько отшлёпают!

– А я о том, что принесла вам вот это.

Целестина разбиралась в Каббале недостаточно, чтобы узнать, что именно в бутылочке. Но судя по тому, как подскочил раввин, как долго он просматривал её на свет, как он побежал куда-то в недра синагоги и загремел там чем-то железным – бутылочка значила побольше, чем искусство прыгать на высоту второго этажа.

Наконец, раввин Хацкел вернулся. Его фиолетовая шапочка сбилась набок, в бороде запутался клок паутины, а в чёрных глазах плясали искорки безумия.

– Вот оно – то, чего не хватало. А вот это можешь отдать бабушке.

Только теперь Целестина заметила, что в руках у Соловейчика светлый мешочек, в каких продают семечки.

Она взяла мешочек, потрясла его, принюхалась. Но не рискнула развязывать и просто спросила:

– Что это?

– Ничего серьёзного. Просто красная земля. Остатки.

– Это удобрение?

– Это намёк. Она поймёт.

– С помощью этой земли можно летать ещё выше?

– Нет. Это просто краснозём, очень хороший. Но в каком-то смысле мы все из него сделаны… Скажи, твоя бабушка – она пока не говорила про книгу «Эвен А-Штия»?

– Нет.

– Плохо, очень плохо. Спроси у бабушки, спроси ещё раз. Если получится отыскать эту книгу, всё остальное больше не будет ничего значить… но я всё равно не верю, что её смогут найти.

Целестина помолчала, а потом спросила:

– А всё же – нет ли способа убрать эту лужу под окнами?

– Сейчас не время для того, чтобы искушать мироздание ради одной лужи.

– Но ведь лужу можно убрать и без помощи Каббалы!

– Сейчас есть дела поважнее. Пока ушли немцы, надо успеть, надо всё успеть, – раввин всё никак не мог сесть, крутился на одном месте и шарил руками, словно не мог понять, что именно ему нужно. – Да, пока вот что передай бабушке. Возчик Янкиэль Седельник. Знаешь его? Он живёт на Белостокской.

– Не знаю.

– Прости, я слишком забываю, что вы нас, евреев, не различаете.

– И я, и бабушка различаем важных людей и неважных, – ответила Целестина. – Если человек важный, как пан раввин или бабушка, – нам всё равно, кто его предки. А если человек неважный, как быдло какое-то, то нам тем более всё равно, кто его предки. Так что там с этим возчиком Седельником?

– Не важно. Он вообще похоронами в основном занимается. Просто передай бабушке, что я был вынужден перевезти то, что мы делаем. Товар спрятан достаточно далеко, чтобы никто не нашёл, и достаточно близко, чтобы мы могли проверять. А там – посмотрим. Запомнила? Вот и хорошо, – раввин улыбался. – Юная пани может идти. Но – умоляю! – не через окно!

– А как же мне выйти?

– Через главную лестницу и ворота. Как и положено порядочной гимназистке.

– Я думаю, люди внизу будут удивлены.

– Я думаю, людей внизу волнует, когда откроют выезд в Палестину.

– Я думаю, будет ещё лучше, если вы построите вторую лестницу или хотя бы осушите лужу, – напомнила Целестина. – С помощью красной земли или Каббалой – как вам удобней.

– Каббалист – всё равно что счетовод, – ответил раввин. – Через руки счетовода могут проходить огромные деньги, но он не может взять себе ни монетки. Если он возьмёт, а хозяин заметит – счетовода посадят в тюрьму. Через ум каббалиста тоже проходит великое могущество. Но стоит ему начать использовать эту силу для себя – наказание ему будет ещё страшнее. Потому что его Хозяин видит всё.

– Печально, когда столько сил и денег проходит мимо, – заметила Целестина.

– Печально то, что люди нашего времени не боятся кары и запускают руку в этот поток! – произнёс раввин Хацкел с горечью ветхозаветного пророка. – Многое из чудес техники, которую ты видишь вокруг, – результат этого воровства. А значит – людей нашего времени ждёт жестокая кара. Избежать её – теперь уже невозможно.

Домой Целестина возвращалась уже без опаски. Почему-то ей казалось, что, даже если у неё и есть враги, им ни к чему нападать, когда дела на сегодня уже сделаны. Она уже отпирала калитку, когда заметила, что Бзур-Верещака жестикулирует из круглого окна на втором этаже.

Целестина сразу догадалась, в чём дело. В доме были нежелательные гости. Значит, входить надо через дверь кухни, сбросить там туфли и тихо-тихо, в одних чулках, проскользнуть коридором и лестницей на второй этаж. Или, как вариант, нырнуть в каморку при кухне и подсмотреть через замаскированное книжным шкафом окошечко, о чём говорят в гостиной. Что Целестина и сделала.

Бабушка сидела к ней спиной. С каждым вдохом и выдохом она пульсировала, словно чёрная грозовая туча. А напротив, прямо по центру обзора, сидел Данилюк, пан директор гимназии. Тощий, с торчащими соломенными усами, в светло-сером костюме и полосатом галстуке. Было заметно, что обстановка в доме его угнетает. Пан директор, такой грозный в своём кабинете, сидел на краешке кресла, словно робкий коммивояжёр. Шляпу он положил на колени и нервно теребил длинными, жёлтыми от сигаретного дыма пальцами. И даже золотая цепочка его часов казалась теперь фальшивой.

– Пани генеральша, – повторял он, кажется, в тысячный раз, – ваша внучка и моя ученица…

– Юная пани мне не внучка!

– Прошу прощения…

– Целестина мне не внучка, а воспитанница! Неужели пан директор не понимает разницы!

– Разве воспитанница – не почти то же самое?

– Воспитанница – важнее! Очень часто жадные старики совсем не заботятся о внуках! Но невозможно не заботиться о том, кого ты воспитываешь!

Тут Целестина заметила, что бабушкин гроб так и не успели убрать на чердак. Он по-прежнему стоял на столе в гостиной. Рядом прислонена крышка с фамильным гербом.

– Вот именно, – пан директор даже поднял указательный палец, словно надеялся удержать на нём удачный момент, – и пани, как опекун, должна понимать, насколько важно образование в нашу эпоху Санации и Реконструкции. Но сегодня Целестины опять не было на занятиях!

Даже сквозь стену было слышно, что бабушка ворчит – одним животом, словно старая кошка. А ещё можно было заметить, как сильно ей хочется перетащить сюда её новомодный кальян.

– Ну, очевидно, что её не было в гимназии! Пан директор же видел мою записку!

– Да, видел. Разумеется, если есть уважительная причина…