Айгуль Грау - Небо цвета лазурита

– Прогуляемся? – Предложил он. И видя эту реку печали, текущую прямо от ее ворот, Марианна не могла отказать.

Оседлали лошадей. Он погнал рысью, прочь из города, за ворота, далеко, так, что Марианна начала мерзнуть от луговой сырости. Близился закат. Теперь солнце садилось поздно, не спеша, ему торопиться было некуда, в отличие от всадников. Марианна понятия не имела, куда они едут. Владыка лишь изредка оборачивался, проверяя, успевает ли она за ним. Доехали до заливного луга с сочной яркой травой. Слева виднелся город, справа вдалеке темный лес. Пасторальная идиллия семнадцатого века. Он спрыгнул с лошади, подал ей руку, и потащил зачем-то в сторону заката по совершенно грязной проселочной дороге. Она бежала следом, чуть не падала, путаясь в длинной юбке, едва успевая перепрыгивать лужи, оставшиеся после недавней грозы, по которым он шел не глядя. Наконец, остановился просто посреди поля, бросил ее руку, с особенным чувством, словно боролся с собой, пытаясь отречься. У этой прогулки нет и не было никакой цели и смысла. Марианна растерянно оглядывалась по сторонам. Лошади медленно брели за ними, словно боясь отстать, изредка останавливались, косились глазом. Молча смотрел на нее, она улыбалась крохотно, из вежливости, пытаясь скрыть от себя самой неловкость момента. Вместе с заходящим солнцем в его глазах отражалась ярость, переходящая в отчаяние.

– Я требую, чтоб ты осталась.

– Зачем вы так? – Спросила она опять официально, мысленно чертыхнувшись своей ошибке. – Я не могу. Я уже пообещала всем.

– Ты не понимаешь… ты не знаешь всего что тут происходит. – Он ходил из стороны в сторону, метался, втаптывая грязь сапогами. Потом отрезал официальным тоном, не терпящим возражений. – Ты должна остаться. Это приказ.

– Вы запрещаете мне покидать эту страну? – Марианна уточнила внимательно его разглядывая. Он молчал. Она добавила. – Но ты же поклялся. Харша столько раз мне про это говорила…

– Ах, эта чертова гадюка и мне об этом твердит без устали. Годами. Сколько уже можно? Пусть идет сама, а ты оставайся. Пусть она хоть под землю провалится, нам-то до этого какое должно быть дело?

– Но мои родители? – Марианна поднесла ладонь ко рту. – Они же там… Они же остались одни… Думают, наверное, что меня сожрал медведь или убил маньяк какой-нибудь. Я ведь исчезла так внезапно. Ведь они вообще бог знает что могли подумать за тот год, пока меня нет. Я должна, нет, я просто обязана вернуться, чтобы сказать, доказать им, что все в порядке.

Он смотрел на нее с горечью, поджимая губы. Марианна отвела взгляд, не в силах выдержать давления ситуации. Сразу же вспомнилась та ночь после бала. Ведь может он говорил искренно, хоть и был пьян. Но это все равно ничего не меняет. Всего лишь обезьяна не по праву завладевшая напитком бессмертия. И нет ей места в мире богов. Ведь столько раз ей показывали, обличали, всеми силами доказывая ее никчемность, что она уже успела в это поверить. А та влюбленность ей просто почудилась. Все это был просто сон.

Они стояли посреди этого поля как два идиота. Вся ситуация казалась иррациональным выдуманным бредом. Пасторальная идиллия. Ха, просто картинка. Она ощутила себя как на сцене, отыгрывающей комично-любовную сцену в одной из комедий Шекспира. Ей вдруг стало до ужаса смешно. Очень легко и смешно. И он показался просто смешным. Вот дурак-то. Живет уже две с половиной тысячи лет, а никак не поумнеет. Зачем только им дана столь долгая жизнь? Они оба молчали. Селдрион заметил, что она улыбается.

– Смеешься? Рада что покидаешь меня? – Проговорил с вызовом отчеканивая слова.

– Нет, – отвечала она, отвернувшись, – просто вспомнила одно стихотворение. Ты сам говорил мне, что мне еще жить и жить, целую вселенскую вечность. Вот я и не понимаю, зачем ты так расстраиваешься. Мы еще много раз можем встретиться и даже успеем надоесть друг другу. – И она прочитала стих, подойдя к нему ближе, глядя обычной повседневной ласковостью.

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей, -

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей. 21 21 Сергей Есенин «…До свиданья друг мой…»

Он долго держал ее руку, но она не сжимала пальцев в ответ, а просто стояла, холодная как статуя. Словно издевалась надо всем вокруг. Высмеивала жизнь глупыми стишками. Смеялась над этим полем, небом и грязной дорогой, над любопытными лошадьми и своим испачканным платьем. И конечно же над ним. Смеялась, чтобы легче было отказаться, отвергнуть. Ведь то счастье, что он обещал, было таким неуловимым, словно замки, построенные из облаков.

– Ах, ты, несносная! – Он в гневе бросил ее ладонь и опять принялся расхаживать вокруг. Она смотрела на него. Мучается. Ведь он мучается. Холодная гордая королева, что было поселилась в ее сердце мгновение назад, уже сдавала свои позиции. Она не могла вытерпеть, когда рядом кто-то мучился. Сразу же хотелось обнять и пожалеть. Сделать все, чтобы этого не было. Но если сейчас поступить так, то расставаться будет в разы больней.

– Прости меня, Сил.

– За что я должен тебя прощать? – Остановился и опять впялился своим немигающим взглядом, как коршун, высматривая в ее черешневых глазах хоть чуточку прежней доброты, жаждя ее, как путник жаждет воды в пустыне.

– За все, конечно же. За то что ухожу. За то, что выгнала тебя тогда. – Она засмеялась, хлопнув себя ладонью по лбу. – Ох, не надо было говорить такого. Не надо было.

Он развел руками словно в бессилии.

– Вот если бы давали приз за непоследовательность, то у тебя было бы первое место. Что вообще все это значит? Хочешь надо мной поиздеваться напоследок?

Повисло молчание. Она помрачнела. Последний раз взглянув в ее сторону, он бросил отрывистое «Поехали» и пошел навстречу лошадям. Марианна плелась следом, подбирая юбки. Ей вдруг стало больно. Это все было серьезно, так серьезно, что не высмеять и от того еще больнее. Так сильно больно, словно в груди застряла пущенная стрела. С тяжким прерывистым вздохом она согнулась. Селдрион остановился.

– Что случилось? – спросил недовольно.

– Ничего, сердце болит. Наверное, я просто умираю от разлуки с тобой. – Она резко истерично рассмеялась, а потом закашлялась, и замолкла, снова согнувшись, хватаясь за грудь. Подняв глаза, часто заморгала пытаясь скрыть слезы и снова тихо, с надрывом в голосе рассмеялась. Он подошел ближе, почти вплотную, чуть не касаясь рукой ее согнутой спины, прячущей невидимую рану.

– Я тоже. – Произнес он тихо. И подняв на него взгляд, Марианна опять засмеялась, но глаза ее были раскрасневшиеся и влажные. Рот постоянно расползался в улыбке, кривой и болезненной, как у паяца, которого заставляли плясать на собственной казне. Смех тихий, как сухой кашель, срывающийся, истеричный все сотрясал ее, а Селдрион стоял рядом, не в силах решиться дотронуться до нее. Она наконец ответила.