Дарья Буданцева - Медиаторы

– Не делай так больше.

– Как?

– Не пугай меня. Сейчас я была рядом. А если меня не будет?

– Так ты теперь моя защитница? – лукаво спросила Влада, резко обхватила Зою ногами и перевернулась, подминая её под собой. Влада склонилась так низко, что её волосы щекотали Зоину шею.

– Выходит, что так, – серьёзно ответила Зоя.

– Хорошо, – согласилась Влада. Она тоже была серьёзной. Медленно провела языком по верхней губе Зои, потом улыбнулась и властно продолжила поцелуй.

***

То было давно. Пять лет назад.

Зоя помнила всё. Так мечтала забыться и так боялась этого. Кем она будет без этих воспоминаний? Те два года, проведённые с Владой, были единственными настоящими годами в её жизни. Всё остальное – блеф, чепуха и фарс. Всего остального просто не существовало – ни до, ни тем более после. Любовь к Владе была единственным реальным событием в её жизни среди нагромождения декораций. Эта любовь возвышалась остроконечным шпилем над тусовками с друзьями и семейными разборками. Зоя не представляла, как могла жить иначе, как могла не любить. О чём она тогда думала, чем жила? Да и жила ли вообще? Или лишь перематывала бесконечные повторяющиеся будни в ожидании той самой встречи?

Если Зоя вдруг перестанет помнить – что произойдёт? Небо и земля станут пиксельными, а затем разлетятся в пустоту миллионами осколков? Если Зое удастся забыться – кем она будет? Любовь к Владе делала Зою живой. И сейчас, когда Влады рядом не было, только эти чувства удерживали Зою на грани сна и яви. Только эти чувства тонкой, но такой прочной нитью связывали её с реальными миром.

Ей казалось, что, если эта нить оборвётся – и она тоже исчезнет. Сотрётся из памяти мира как нечто незначительное и пустое.

Всего лишь контур человека. Владе удавалось его заполнять.

Зоя помнила – и оставалась собой настоящей. Но помнить было больно.

Болезненно вспоминать её губы. Когда Зоя целовала Владу, та улыбалась, и оттого в поцелуе ей губы сперва были тонкими и жёсткими, а потом мягкими и бережными. Вспоминать её утром – нежную и растрёпанную. Влада всегда до последнего пыталась спрятаться в миллиарде подушек от солнечных лучей, но те неизменно её настигали, и волосы Влады становились похожими на расплавленное белое золото.

Зоя расстегнула и стянула джинсы, не вставая с дивана. Тыльной стороной левой руки закрыла глаза, а правой отодвинула полоску трусов.

Вспоминать не требовалось. Она словно наяву ощутила прикосновения Влады – уверенные, властные и аккуратные. То, как она обнимала за талию, прижимала к себе и целовала в шею.

Зоя хрипло застонала и прижалась поясницей к дивану.

То, как Влада убирала вечно бунтующие кудри Зои за ухо, а потом мягко кусала мочку уха. Как их пальцы переплетались, как Влада рисовала языком узоры на бедре Зои и смеялась, когда та угадывала суть послания.

Зоя, не прекращая размеренных движений правой рукой, левой сжала виски. Ладонь была холодной, а голова – горячей. По щекам текли слёзы.

Как целовала в живот, дурачилась и проводила длинными тонкими пальцами по рёбрам, как спускалась ниже, как горячие губы касались Зоиной души, как язык проникал в самое нутро. И это было, чёрт возьми, самое правильное, что только могло произойти на всём белом свете.

Возбуждённый стон вырвался из дрожащих губ Зои, оборвался и превратился в сиплый вой. Зоя неподвижно лежала, смотрела в потолок, сизый от уличных теней за плотными шторами. Слёзы катились по её щекам до шеи, а затем капали ручейками вниз и пропитывали солью подушку.

Зоя потянулась за бутылкой. Лёд закончился – ну да и чёрт с ним. Экран телефона засветился и погас. Зоя нехотя глянула – ну да, очередное сообщение от Ника. И чего он вечно за неё переживает? Как курица-наседка. Хотя он из этих… благородных, которые слово держат. С него сталось бы пообещать Владе заботиться о Зое в случае… В случае несчастного случая.

Зоя чувствовала себя очень уставшей. Ей безумно надоело притворяться, что у теперешней жизни есть хотя бы отголосок того смысла, которой был с Владой. Для чего она живёт? Для чего каждое утро просыпается? Для чего всё этого?

Сколько ещё выдержит та тонкая нить, которая связывает её с Владой? Вдруг когда-нибудь она напьётся достаточно, чтобы забыться окочательно – что тогда? Зоя вытянула руку – белый силуэт расплывался в темноте. Кем она тогда станет? Когда сгинет всё, что связывало её с Владой, – исчезнет боль, но придёт ли что-то взамен?

Допив последний глоток вина, Зоя схватила телефон. Смахнула в сторону сообщения от Ника – потом прочитает. Вбила в поисковую строку адресной книжки имя. Нажала на вызов.

На её звонок ответили спустя три гудка.

– Мастер Эрто? – несмотря на выпитое вино, Зоя говорила чётко и мыслила удивительно ясно. – Вы правы. Я согласна. Я с вами. Влада бы этого хотела.

Телефон звонил в третий раз. Алиса дрожащими руками перевернула его экраном вниз. Звук был отключён. Жужжание от вибрации – обычно размеренное и спокойное – сейчас звучало угрожающе, словно рой пчёл, который вылетел из улья вслед обидчику, посмевшему его потревожить.

Алиса опять не сдержала слёзы, утирая глаза рукавом, натянутым на кулак. Кожа горела под шершавой и уже порядком влажной тканью.

Лёша сидел рядом, успокаивающе и неловко гладил по спине:

– Почему не берёшь? Кто звонит?

Алиса кинула на него быстрый взгляд и снова спрятала лицо в ладони. Хотелось выть, но для этого нужно было как минимум уйти из кафе, добежать до ближайшего тёмного двора или сквера, затеряться в кустах и выбежать оттуда уже в серой шкуре. А может, и не выбежать. Навсегда закопаться под какой-нибудь фонарь или залечь под скамейку, пока прохожие не заподозрят в уличной собаке волчью стать.

Хотя какая она теперь волчица? Собака и есть. Или даже…

– Хомяк! Просто домашний хомяк. Даже не собака, ты понимаешь?

– Не собака, – понятливо отозвался Лёша.

– Даже у уличной собаки прав больше, чем у меня. Я теперь хуже дворняжки, ты понимаешь?

Алиса обхватила руками голову. Ей было одновременно жарко и очень холодно. Тело горело в тех местах, где кожу рвали медвежьи когти Сергея. Ныло под рёбрами. Но все раны волчица взяла на себя – оградила Алису от боли. Какое-то время ей не стоит обращаться. Может быть, пару дней. От силы неделю. За это время волчица – дай ей Зверь силы! – отоспится, залижет раны и снова будет готова биться.

Биться с тем, на кого укажет Сергей. Биться за того, за кого велит Сергей. Алиса больше ничего не решала.

– Она меня убьёт… – Алиса сглотнула ком в горле. – Что. Я. Наделала.