Мэри Форинер - Лига Крови

Никто не заметил, как тот самый грузовик внезапно оказался сбоку и на скорости сбил нас с трассы.

Воспоминание. Моросит мелкий дождик. Его капельки холодные – будто не вода, а тысячи ледяных иголочек бьют по лицу. Я вижу темное серое облачко, клубящееся над моей головой – туман? Нет, это дым, а в воздухе чувствуется запах горелого. Внезапно становится очень жарко – это греет пламя огня. Я замечаю его лишь сейчас, как языки пламени лижут металл, который теперь, словно мусор, разбросан вокруг. Разве мог весь этот металлолом когда-то быть тетиной машиной? Вряд ли. А может, и мог. А где же тетя? Я слышу ужасающе громкий гул, но не могу понять его источник. Передо мной мелькает мужское лицо, кто-то берет меня на руки. Артемий? Нет, у Артемия волосы светлые, а глаза зеленые. Может, Егор? Руки опускают меня на мягкое сидение, и я отключаюсь. В сознании мелькают лишь огоньки фар, похожие на большие, яркие как солнце, звезды…

– Где это я? – первая мысль, мелькнувшая после моего пробуждения.

Я с трудом раскрыла слипшиеся глаза, которые порылись клееобразной коркой. Странная белая комната предстала передо мной. На этом чисто белом фоне ярко выделялась фигура в черном. Парень лет шестнадцати, почти мой ровесник. Кто он такой?

– Лежи, – сказал он. – Тебе нужно отдохнуть.

В этой просьбе не было надобности – я не могла пошевелить ни единой своей конечностью.

– Где мы? Где моя тетя? – от непонимания я словно впала в детство. Мне нужна была только тетя, мне хотелось домой.

– Она… скоро придет… – и после паузы: – Хотя зря я это сказал.

Я начинала смутно что-то припоминать. Дождь, металл, пламя… Осознание пришло внезапно: авария .

– Где они? Где тетя? Где Артемий и Егор? Где Зоя?

– Они были с тобой в машине? Мне очень, очень жаль. Но… – он очень громко сглотнул, и, поколебавшись, наконец вымолвил: – выжила только ты.

Я его будто и не слышала. Меня затошнило.

– Кто ты такой?

– Я – твой друг.

– Кто ты такой?! – мой голос перешел на хрип, – Я тебя не знаю. Уходи, вон!

– Но я хочу тебе помочь…

– Оставь меня в покое. Уходи!

Он вышел. В тот же момент меня вывернуло наизнанку прямо на безупречно белый пол.

На улице шел не просто дождь, а настоящий ливень. Вода текла, как из ведра, затопляя под своей массой шумный город. Тяжелыми громоздкими каплями плакало небо, словно так же глубоко раненое в душу, как и я.

Их больше нет. Выжила только я.

В ушах до сих пор стоит ужасный гул, такой пугающий, завывающий, оглушающий. В нем перемешались треск огня, вой ветра и удар молнии, лязг металла и звон столкновения. Перед глазами стоит картина в черных, кроваво-красных тонах, озаряемая вспышками и светом языков пламени. Авария.

Парень в черном рассказал мне, как это случилось, хотя я и сама уже догадывалась, ведь сама пережила то происшествие. Грузовик сбил нас с дороги, и наша машина катилась со склона в глубь ущелья, вертясь и переворачиваясь, а, достигнув дна, мгновенно вспыхнула. Даже капающий дождь не смог препятствовать огню. Вертолет с моими спасителями прилетел почти сразу же после случившегося, – они как раз пролетали мимо и все видели. Шансы на выживание, по их мнению, были нулевые.

Но я выжила. Это просто чудо. Во время аварии я чувствовала, что смерть совсем рядом, уже ощущала ее дыхание своей спиной. Я чувствовала удары о кресла, окна и крышу, царапины от осколков, получаемые синяки и хруст сломанных костей. Боль была жгучей, словно по кровеносным сосудам пустили раскаленное железо. Тело будто превратили в кусок теста и приплющили, совсем как тетя, когда делала свои кексы. В моих представлениях я была похожа на истерзанный, побитый кусок плоти, обожжённый огнем, которому еще долгое время приходить в норму.

Какого же было мое удивление, когда два дня спустя я уже стояла на ногах напротив зеркала. Лишь только рука была замотана эластичным бинтом от растяжения, да несколько пластырей по всему телу, скрывающие небольшие царапины.

Парень в черном говорил мне об этом. Он был истинным борцом: уверенное в себе лицо, крепкие руки и тело, курчавые темно-каштановые волосы. Кого-то он мне напоминал, но только мне никак не вспомнить, кого.

Пока я лежала в больничной палате, он ежедневно меня навещал. Приносил еду, пытался завязать светский разговор. Я противилась. На третий день он сказал, что его зовут Андреас. На вопрос о моем имени я лишь отвернулась. Он выглядел так, словно все обо мне знал.

Он пообещал, еще в тот первый день, что я поправлюсь очень быстро, оглянуться не успею. И предсказание сбылось. Почти полностью здоровая, окрепшая. Способная возвращаться к привычной жизни… Или нет.

Дождь барабанил по окну, а ветер все дул, подгибая под собой деревья. Погода негодовала; негодовала и моя душа. Как оставаться спокойной, когда все твои близкие погибли, а ты одна выжила? Один шанс на миллион, и он достался мне. Может, за ним крылось некое предзнаменование, и мне следовало выжить ради какой-то великой цели? Бред.

Хотя с моей мамой было так же. В детстве она чуть было не сорвалась с крыши, – ее выгнали из школы, ее мать заболела Вороньей лихорадкой, а отец сбежал от них еще давно. Она не видела смысла жить дальше, но чудом была спасена. Не рассчитав прыжок, она упала в бассейн элиты, а на новый прыжок от страха не решилась. Об этом я узнала из газеты, где разместили ее биографию. Он выжила, чтобы сотворить великое дело, на которое была способна лишь она – поднять людей на восстание. Забудем, ведь она поплатилась за это жизнью.

Но я не просто спаслась из когтей смерти и выжила там, где не выжил никто, но еще и небывалым образом исцелилась от всех ран за пару дней, когда нормальному человеку на это потребовались бы месяцы. Может быть, я ненормальная ?

Об этом стоит спросить у парня в черном. Наверняка ему снова удастся дать ответы на мои вопросы. Как я так быстро пришла в норму и исцелилась? Возможно, новое невероятное лекарство от всех ран? Почему вообще я выжила? Почему все – тетя, Зоя, Артемий, Егор– погибли, а я, черт возьми, выжила?

К сожалению, в этот день проведать меня пришел вовсе не Андреас, а врач. Когда он увидел меня, то совсем не удивился. Не скользнуло в его лице ни капли удивления и тогда, когда он проверял мое состояние, значительно улучшившееся. Словно для него это было не в первый раз, словно так и должно было быть. Проверив важнейшие органы чувств, а также части тела, получившие наиболее серьезные повреждения, как рука, которой я еще вчера не могла пошевелить, он записал свои заметки в папку, что принес с собой. Уходя, он сообщил, что уже сегодня вечером меня выписывают из больницы. Так и оставил, ошеломленно смотрящую ему вслед.