Александр Головко - Герой вечного времени

– Я – полностью в ваших руках, друзья.

– Спасибо за понимание! – облегчённо вздохнул Станислав и продолжил:

– Еще одно обстоятельство, которое требует немедленного решения, я имею в виду ваше местонахождение и проживание. Вам надо где-то жить, потом как-то легализоваться для общества. Для начала, самое простое и надёжное, – могу пригласить вас к себе. Живу один в холостяцкой квартире из двух комнат. Вы временно поживёте у меня. Зная ваше не бедное прошлое, богатую бабушку Елизавету Алексеевну, её связи в высшем свете, все же рискну предложить своё жилище.

Сейчас всё по-другому, российская империя, после вашей гибели, дважды поменяла общественный курс: монархию свергли, установили диктатуру пролетариата через революцию и Гражданскую войну. В России и присоединившихся к ней республикам установилась советская власть. Затем новая череда событий. Нас втянули во Вторую мировую войну.

Только страна оклемалась, оправилась от разрушений, вновь потрясение: очередной переворот и Россия встала на капиталистический путь развития.

Впрочем, об этом вы должны знать, если выходили в Информационное поле… Трудно объяснить всё сразу. Нам тоже придётся подстраиваться к вам, наверно придется проходить заново школьную программу…

– Да, мои новые друзья, спасибо за искреннюю заботу, которую я уже ощущаю! Я интересовался многим из вашей жизни, но за всем не уследишь, столько событий, перемен в науке, культуре, политике! Многое находил в упомянутом источнике.

Тут вклинился Андрей:

– А как это происходит, интересно:

– Это происходит, словно само собой: представляешь мысленно то, что хочешь узнать, и появляются картины, образы, понятные без слов.

Белинский, стоявший до этого и крутивший головой в стороны говоривших, не выдержал и вставил:

– Вам придётся принять как данность, что вы имеете здесь почётный статус великого русского поэта, вашим именем названы улицы, библиотеки, корабли, сёла и города. Ваше творчество изучаются в школах, университетах, по вашим произведениям сняты кинокартины, в театрах идут спектакли.

– А ещё, – подхватила Дарина, – до сих пор не утихают споры, дискуссии. Историки выдвигают новые версии о причине вашей дуэли, фактически – убийства, ведь расследования, как такового, проведено не было. Люди не могут смириться с величайшей несправедливостью, свершившейся здесь у подножия Машука…

Лермонтов взволнованно ответил:

– Уважаемые друзья, всё это время я думал о случившемся. Я, конечно, расскажу и об этом, но я понял, что это не столь важно для меня. Там было важным – время, проведённое за работой, которой я отдался со всей страстью и неутомимостью. Перед тем, как явиться сюда, я закончил объёмный труд по истории Кавказа моего периода. Но с собой сюда его не получилось забрать… Если я останусь в этом мире, придётся восстанавливать всё по памяти, может для этого я и вернулся? Хотя этот повод, как мне кажется, не столь значителен. Здесь, скорее, что-то другое…

И ещё, друзья, не в обиду будет сказано, не проявляйте столь усердного рвения в отношении меня, не называйте великим, гением, я не привык.

Приму всё, как есть, не капризничая. Позвольте и мне одну слабость: удивляться всему… Да, да! Без этого вряд ли смогу. Со своей стороны, обещаю быть прилежным и терпеливым учеником. Постараюсь вас не разочаровывать.

Осознавая важность момента, и не веря до конца в происходящее, все молчали. Случившееся было настолько невероятным, что трудно выразить словами. Все вдруг поняли, что оказались в центре поразительных событий, дарованных судьбой.

– Дождёмся темноты и двинемся к трамваю, – предложил Андрей. – Затем электричкой доберёмся до Ессентуков.

– Но я почти раздет, – воскликнул Михаил. – Сидел себе у моря и неба в шезлонге, мечтал и вот…

– Ничего, обернём вас пледом, как индийским сари, окружим нашими хорошенькими дамами и проведём, словно иностранца, в вагон. Народ в двадцать первом веке привычен ко всему, – убеждённо произнес Андрей.

Станислав добавил:

– Сейчас кардинально поменялись мода и нравы. Еще раз предупреждаю, ничему не удивляйтесь громко. Мужчины и женщины теперь равноправны, носят брюки, чаще так называемые джинсы. Одевают их все подряд: толстые и худые, те, кому это идёт или не идёт категорически…

Не удивляйтесь также, если увидите на лицах пирсинг – блестящие бусинки на носу, на бровях, на коже. А ещё – татуировки на разных частях тела у мужчин и женщин. Поверьте, даже у меня это вызывает внутренний протест, отторжение, но что поделаешь, как говорил Цицерон: «O tempora, o mores!» 2 2 О времена, о нравы! (лат.)

– Да, сложно это понять, но постараюсь.

– Друзья, – нетерпеливо произнёс Станислав, – хватит разговоров, уже темнеет. Пора двигаться.

Женщины стали собирать остатки еды, мусор.

– Мы забыли предложить Михаилу Юрьевичу поесть, – опомнился Андрей.

– Да, пожалуй, я бы перекусил чего-нибудь. Чем теперь питаются на белом свете?

Андрей подхватил шутку:

– Да всё тем же, Михаил Юрьевич, боюсь только, не все продукты вам понравятся, качество далеко не то, что было в ваше время, некоторыми продуктами реально можно отравиться…

Лермонтов в этот момент надкусил хлеб, но словно поперхнулся, застыв.

– Андрюха, не пугай человека, – заволновался Стас, – шутка твоя некстати.

Андрей, как бы пренебрегая этим замечанием, и продолжил:

– Михаил Юрьевич, не бойтесь, не отравитесь, мы всё уже проверили на себе, – и непринуждённо рассмеялся.

– Я не всё понял из ваших слов. Мне придётся основательно потрудится в вопросах терминологии, поработать с направлениями современного разговорного языка.

– А вот колбаска, не желаете? – предложила Ольга, – есть огурчики, перец болгарский, помидоры, картошечка…

– Колбасу, овощи – знаю… – Он откусил кусок «Докторской» и сморщился. – Что это? Или я забыл вкус еды?

– Может, попробуете копченое сальце с хлебом? – предложила Ольга, – овощи…

– Есть хочется, значит, я живой, это радует. – Пошутил и Лермонтов. Откусил огурец, пожевал. Потом перец, хлеб с салом. – Всё вроде то же да не то. Не могу сказать, что противное. Хлеб другой… На кавказской войне в полевых условиях мы ели второпях, сидя на привале. Я ко всему приучен. Но теперь другое вкус, еда другая.

– Да, Михаил Юрьевич, трудновато вам будет приноравливаться к нашей жизни. Еду мы вам постараемся подобрать, ее выбор весьма разнообразен.

Есть продукты, выращенные частниками, так сказать, «с бабушкиной грядки», они более натуральны, экологичны.

Мы питаемся просто. Иногда в спешке приходится покупать в супермаркетах, таких крупных магазинах, где продаётся красиво упакованный товар. Но где он произведен – в Турции, Китае, Израиле или в другой стране? – Глобализация.