Дарья Эпштейн - Сказки города

– Позвони им, – сказал Джимми. – Хотя бы будем знать, сколько еще тут торчать.

Но тут Ирочка появилась сама. Она быстро прошла от дома к машине, открыла дверцу и приземлилась на сидение рядом с Айзеком.

– Впервые сталкиваюсь с такими узколобыми, – сказала она. – Мать считает рок-музыку средоточием греха и разврата…

– Ну, она права, – вклинился Айзек.

Ирочка наградила его ВЗГЛЯДОМ и продолжила:

– И ни в какую не хочет, чтобы ее сын принимал в этом участие. Он станет наркоманом, алкоголиком, заболеет СПИДом и черт знает что еще… Лукас пытается ее переубедить. Я ушла, чтобы не мелькать… – она запахнула пиджак на груди, скрыв блузку с низким вырезом.

– Да что за ерунда! – взорвался Джимми. – У парня талант, он должен… Все, я пошел.

Джимми в ярости выскочил сквозь дверь и понесся к дому.

– Джимми! Стой!

Но было поздно. Макмерфи уже влетел в гостиную. Лукас, родители Пуха и сам Пух сидели в креслах. Лицо матери было красным, а дыхание участилось. Лукас выглядел немного пришибленным. При виде Джимми он округлил глаза.

– Так, что у нас тут? – начал призрак с порога. – Мы не знакомы, я Джеймс Макмерфи, я играю в «Единороге». Не знаю, что вы там себе придумали, но я слышал вашего парня – он гениален. Сколько ему? Двадцать? Да чтоб я так играл в двадцать лет! Кто его сейчас слышит? Парочка друзей и его девчонка? Так вот, его должен слышать весь мир. Держать такое дома – вот настоящий грех. Знаете, что бывает с талантами, которым не дают реализоваться? – Джимми прошел сквозь журнальный столик – Они спиваются. Скалываются. Ведут унылую скотскую жизнь, потому что им не дают гореть по-настоящему. Они теряют смысл, ясно? Они живут наполовину, как сонные овечки. А потом, лет в сорок, понимают, что все было зря. Они так и не стали собой. Не сделали ничего. – Джимми махнул рукой, рука прошла сквозь лампу. – Этот парень, – он указал на Пуха, и тот вздрогнул. – Играет не хуже, чем бог. Уж я-то знаю. А вот вы – вы вообще слышали? Давай, парень, подключай гитару, сыграй! Ну?

Пух, который все это время сидел с открытым ртом и обнимал свою гитару, подпрыгнул на месте и кинулся выполнять приказ. Его родители молча пялились на Джимми. Лица у них были белые, губы прыгали.

Пух повесил гитару на шею и боязливо посмотрел на призрака. Призрак кивнул:

– Давай, играй «Детку». Как на кладбище.

Пух заиграл. От страха и волнения пальцы у него дрожали, и он сфальшивил.

– Глаза закрой, – сказал Джимми. – И начни еще раз. Ты это умеешь, я слышал.

Пух закрыл глаза. В напряженной тишине гостиной раздались первые аккорды. Как и на кладбище, трудно было только начать. Дальше музыка пошла сама, и Пух забыл, где он и кто – удивительное чувство.

Приглушенные аккорды долетели до Ирочки и Айзека. Не сговариваясь, они открыли двери машины и прислушались. Потом переглянулись.

– Джимми, – сказала Ирочка.

– Не совсем, – отозвался Айзек. – Но потенциал есть.

Когда музыка стихла, Джимми с улыбкой оглядел лица собравшихся. Родители были все еще очень бледны. Лукас смотрел на Пуха с восторгом дельца и едва не облизывался. Он уже слышал записи с репетиции, но то, что услышал сейчас вживую, его определенно порадовало.

– Теперь вы понимаете? – спросил Джимми, усаживаясь на подлокотник кресла и немного проваливаясь в него. – Он нам нужен. А мы нужны ему, чтобы покорить весь мир. Ему нужно только подписать.

Он потянулся к бумагам и попытался сгрести их со стола, но руки прошли сквозь них. Тут Джимми кое-что вспомнил. Он запустил руку в призрачную шевелюру.

– А, да… Я же мертв. Лукас…

Менеджер поднял со стола контракт и протянул его Пуху. Мать не спускала глаз с Джимми.

– А… если мы ему разрешим… вы уйдете? – спросила она дрожащим голосом.

Джимми раздраженно пожал плечами:

– Если пожелаете. Вот стоит всего лишь умереть, и тебе уже нигде не рады.

– Контракт можно расторгнуть, там есть такое условие, – сказал Лукас, чтобы сгладить неловкость.

Мать посмотрела на сына и медленно, как сомнамбула, кивнула.

– Да! – Пух запрыгал от радости.

Он сгреб контракт и размашисто расписался.

Джимми хлопнул его по плечу (рука прошла насквозь) и кивнул на дверь:

– Давай в машину. У нас еще куча работы.

Пух вылетел на улицу, даже не захлопнув дверь. Джимми усмехнулся.

– Ладно, приятно было познакомиться.

Наконец, все собрались в машине. Джимми устроился между Пухом и Лукасом. Пух перевел дыхание и неуверенно покосился на призрак.

– Это было…

– Круто?

– Да.

– Я знаю.

Они выехали на шоссе, и Айзек включил радио. Музыка затопила салон. Айзек улыбался.

Рыбешка и Фрэк уже ждали их в студии. Фрэк сидел на стуле, приложив к голове холодную бутылку с минералкой. Вид у него был совсем зеленый.

– Привет, парни! Мы отбили нашего Пуха, – жизнерадостно объявил Лукас. – У нас есть контракт и есть гитарист. Не без помощи Джимми, конечно.

Призрак довольно ухмыльнулся. Он пронесся прямо к гитаре и погладил ее прозрачной рукой. Фрэк улыбнулся ему из-под бутылки и тут же поморщился.

– Когда мне позвонил Лукас, я думал, он так тупо шутит, – сказал басист слабым голосом. – А нет, вот он ты. И у меня вообще нет сил удивляться или вообще что-то делать. Парни, я сегодня труп.

– Жалкая отмазка, – фыркнул Джимми.

Он пролетел через студию и остановился перед страдающим басистом. А потом вдруг засунул руки ему в голову. Фрэк вздрогнул всем телом.

– Легче?

Сандерс кивнул. Джимми отступил на шаг.

– Ох ты ж е, я думал, ты сейчас из него мозг вынешь! – воскликнул Айзек.

– Какой мозг, я ж басист, – возразил Фрэк и посмотрел на Джимми. – Господи, я начинаю осознавать…

– Некогда, – прервал его Лукас. – Работаем, парни. А я выбью нам зал.

И парни работали. Они останавливались, переругивались, переделывали все «как надо», а потом обратно, импровизировали, возвращались к классике… как будто не было тех десяти лет, где каждый из них болтался в своей жизни по отдельности. Призрак наблюдал за ними, сидя на полу у стены. Сначала он вставлял какие-то фразочки в общий разговор, потом просто смотрел и слушал. Когда парни вошли в раж, он тихонько выплыл наружу.

Ирочка нашла его на «безнадежном» крыльце. Если бы призраки могли курить, он бы наверняка держал в руках сигарету, а так просто стоял, облокотившись о перила, и смотрел на улицу. День был удивительно ясный и теплый, но Ирочка почему-то почувствовала запах дождя.

– Эй.

Джимми обернулся и улыбнулся ей кривой мальчишеской улыбкой.

– Депрессуешь?

– Есть немного.

Призрак посмотрел на свои руки. Сквозь них просвечивали перила и асфальт, по которому бродили голуби. Он вздохнул.

– Тяжело быть привидением, знаешь. Ты приходишь в жизнь, где научились обходиться без тебя, где тебе больше нет места. Это почти так же жалко, как стоять на пороге бывшей.