Любовь Холодова - Хока

– Доверимся, – снова ответила за всех все та же женщина.

Мудрая Павлина обвела взглядом всех, сидящих вокруг нее, зрачки ее черных глаз не упустили ни одного лица, заглянули в самые темные уголки грешной души каждой ведьмы.

– Так тому и быть, – сказала она, уже больше для себя, чем для других, потому, что «сестры» уже не могли ее слышать. Они утратили свое сознание, где оно было, трудно было сказать, но только не здесь, в этом месте, где негромко начинала звучать музыка и странный, всепоглощающий ритм, где их тела непроизвольно двигались, повинуясь звукам, где их равнодушные лица ничего не выражали, и вместе с тем, глаза жили отдельно, пораженные неестественной одержимостью.

Музыка звучала все громче, ритм нарастал, старухи, встав в круг, и не выпуская из рук своих клюк, танцевали странный танец, подбрасывая поочередно ноги.

«Там-там; там-там», вибрировал потолок, «там-там, там-там», покачивались стены. Самая маленькая и, видимо, самая старая ведьма, которая еле доковыляла до места сборища, лихо махала старческими лодыжками, при этом, подпрыгивая так высоко, что была похожа на резиновый мячик.

В центре, замерев, стояла Мудрая Павлина. Глаза ее были закрыты, руки с растопыренными пальцами раскинуты в стороны только, едва заметно, вздрагивали запястья, словно дирижерская палочка руководила танцевальным коллективом.

Ее ноги утопали в пушистом ковре в середине пентаграммы, которая светилась из глубины ворса. Ни она из ведьм не наступала на светящиеся линии.

Кисти Мудрой Павлины взмахнули в воздухе, и, неожиданно, ведьмы запели на непонятном языке нудную песню, протяжно и визгливо. Они подняли свои, до удивления одинаковые, клюки и одновременно ударили ими в пол. Грохот заглушил песню.

Медленно проявляясь, материализовался высокий постамент. На его вершине стояла статуэтка Черного идола. Он спал, веки были полуопущены. Крупные полные губы кривились в гримасе пренебрежения.

В руках баба Паша держала окровавленные бинты, которыми обрабатывала рану Нине. Ее сильный голос разрезал шум, заставил замолчать песню шабаша. Она начала читать молитву на незнакомом языке, обращаясь к каменной фигуре. Что-то громко прокричав, она приложила бинты к губам Черного идола. Через некоторое время каменные веки приоткрылись, чуть колыхнулся жирный живот. Главная ведьма с силой стала натирать черную статую кровью молодой девушки.

Грянул хор старческих голосов, деревянные палки снова грохнулись в пол, бешеный ритм вновь понес престарелую самодеятельность по волнам Терпсихоры.

В своей постели от смутного беспокойства проснулась Нина. Ей казалось, что кто-то пристально смотрит на нее. От этого вторжения в области груди пробежал холодок.

Странные звуки неслись среди ночи. Хотелось плакать, на душе было тревожно. Она встала, подошла к окну, но ничего необычного увидеть не смогла. А звуки все усиливались, Нине казалось, что рождаются они в ее мозгу.

Она села в кресло и охватила голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону в такт мелодии. потом попыталась успокоиться, сказав себе, что это ей только чудится, что это – нервы.

Потом она попыталась отвлечься и принялась вспоминать их встречу с Владом, но ничего хорошего из этого не вышло: ей пришла мысль о Черном идоле, и к чувству тревоги добавилась паника. Интуитивно девушка чувствовала, что существует связь между событиями этой ночи и пропавшей статуэткой. Все-таки она вновь попыталась заснуть.

Сон был коротким, она все время убегала от кого-то и везде, куда бы она ни спряталась, в воздухе висели два глаза и, не мигая, следили за ней, поэтому, преследователи всегда знали, где она. Страх нарастал и нарастал, и казалось, что страшнее уже не может быть, но с каждой секундой становилось еще более жутко.

Все время Нина слышала топот множества бегущих ног. Звуки неслись ритмично, «Там-там, там-там», и что-то ей напоминали. Из ниоткуда выплыла сгорбленная фигура бабы Паши, она ехидно улыбнулась и погрозила ей своей деревянной палкой.

Нина закричала.

– Проснись, – теребила ее бабушка. Нина проснулась, продолжая слышать все то же, «там-там».

– Бабушка, а ты это слышишь? – подняла указательный палец Нина, с затаенной надеждой, что она не сошла с ума, а странная музыка действительно существует. Она приоткрыла рот, чтобы лучше слышать.

Бабушка прислушалась. Ночью все чувства обостряются, и Антонина Ивановна услышала едва уловимые звуки.

– Это, наверное, из бара слышна музыка, – ответила она.

– А который час? – спросила Нина, хотя знала, что было уже слишком поздно для бара.

– Да-а-а, – протянула Антонина Алексеевна, – так кто же тогда в такое время музыку крутит?

Сейчас Нине было все равно, кто «музыку крутит», главное, что это был не плод ее болезненных фантазий, и что она не сошла с ума.

Девушка пожала плечами.

– Что-нибудь страшное приснилось? – участливо спросила бабушка. – Ты кричала.

– Да, что-то очень страшное, только не помню, что, – слукавила она. – Оставь, пожалуйста, свет.

Нина задумалась, она, конечно, помнила свой сон, но расстраивать бабушку не стала. Рана начала ныть и снова вернула мысль о бабе Паше.

«Странная она», – подумала Нина. Ей, вдруг, начало казаться, что все между собой связано: и ее травма, и сама баба Паша и, даже эта ужасно надоевшая музыка. Над всем этим, словно незримый призрак, витал образ Черного идола.

– Я завтра об этом хорошенько подумаю, – сказала себе Нина и закрыла глаза, с трудом отпуская плохие мысли.

Глава 4

Первый сон

Она вышла из дома, не открывая дверей. Что-то было не так. Серый свет, непонятно из какого источника, давил на психику. Было пустынно. На улице не было даже кошек и собак. Тишина стояла, как правду говорят, ватная, и Нине показалось, что она оглохла, были не слышны даже ее собственные шаги. Куда она шла, девушка и сама не знала: туда, куда вели ее ноги. А они вели уверенно по тротуару вдоль пустых глазниц домов, от которых веяло чем-то чуждым, заставляющим замереть сердце от страха.

Все было знакомо с детства: и эти дома, и дорога, по которой она шла, но, вместе с тем, Нина уверена была, что все здесь ненастоящее, как камуфляж.

Ей, вдруг, острым приступом захотелось вернуться, накрыться в постели одеялом с головой, как в детстве, когда она пряталась от деда Бабая или Хоки, и замереть, приглушая дыхание. В каждом темном углу, из-под стола, из-за бабушкиной машинки, в складках темных штор она видела разных невероятно страшных существ. Если ей среди ночи вдруг хотелось в туалет или просто пить, она не могла встать с постели потому, что под кроватью тоже могло быть чудище. Оно там сидело и ждало, когда же Нина опустит ногу на пол, чтобы схватить ее. Приходилось терпеть до самого утра, пока комната не зальется солнечным светом.