Виталий Левченко - Воительница Морены

Клюев заканчивал проверку последнего расчета, когда послышался глухой разрыв. Где-то недалеко, метров триста! Бойцы, как по команде, замерли и через секунду бросились к орудиям. Определить, откуда стреляют, было трудно. В полевых условиях установить источник звука несложно, а здесь сильно мешали деревья и ветер. Но вроде бы стреляли не у погранзаставы от финнов, а с противоположной стороны. Словно в подтверждение этому, с юго-востока снова послышался выстрел, а через несколько секунд рвануло еще ближе – метрах в двухстах. Клюев матюгнулся и подбежал к орудийным расчетам.

– Разворачивай! – крикнул он.

Снова разорвался снаряд. Ивану показалось, что стреляют из миномета. Но какие, мать его в душу, финны на юго-востоке! Там же наши, наши! Или финская армия через границу обошла их полк с тыла? Бред!

Опять несколько взрывов. На этот раз ближе к пограничной полосе.

Вдоль расчетов бежал командир батареи.

– Отставить! Отставить!

Клюев помчался к нему.

– Товарищ командир батареи, докладываю: противник открыл огонь, предположительно из минометов! Но с юго-восточной стороны!

Капитан как-то странно, не по уставу, посмотрел на Ивана.

– Товарищ командир взвода, лейтенант, успокойтесь сами и успокойте бойцов. – Он заговорил тише, пристально глядя в глаза Клюеву:

– С юго-востока по определению обстрела быть не могло, там находятся части нашей дивизии. Вы ошиблись, – он сжал губы и нахмурился.

– Всем оставаться на своих местах! Позиции не менять! – Капитан побежал в сторону обстрела. По дороге туда же промчалась штабная машина.

Иван смотрел им вслед, а в голове крутилась единственная мысль: или он, Клюев, сошел с ума, или спятил командир батареи.

– Синицын! – скомандовал он.

К нему подскочил запыхавшийся наводчик из первого расчета. Несмотря на птичью фамилию, был он здоровенным детиной под два метра ростом.

– Здесь, товарищ лейтенант! – пробасил наводчик.

Клюев отошел от расчетов, Матвей Синицын – за ним.

– Матвей, ты же хороший слухач? – тихо спросил Иван.

Тот закивал.

– Так точно! Могу в лесу птицу по голосу обнаружить. А вот еще был случай…

– Скажи, с какого направления стреляли? – прервал его Клюев.

Матвей, не задумываясь, ткнул пальцем.

– Направление юго-восток, примерно полтора километра, с поправкой на ветер.

Отпустив наводчика, Клюев посмотрел в ту сторону. Значит, не сошел он с ума. Вот и бойцы говорят, что стреляли не с финской границы. Тогда что? Ошибка минометчиков? Но с чего бы нашей артиллерии открывать огонь черт знает с какого расстояния по финнам? Что-то здесь не сходится.

К вечеру появились новости: минометным огнем накрыло не только части их дивизии, но и пограничников. Есть убитые. Все это Клюев поздно ночью записал в книжечку.

В последующие дни полк был приведен в состояние боевой готовности. У Ивана из головы не выходил недавний артобстрел. Поползли нехорошие слухи, что стреляли не финны. Открыто об этом не говорилось, по понятным причинам, но тут и там украдкой все перешептывались. Боевого духа это не добавляло. Поначалу Ивану все это казалось чудовищной провокацией, устроенной каким-то неведомым врагом.

Но вот пришло подтверждение: огонь открыла финская артиллерия. В полку замелькали комиссары. Был зачитан свежий номер «Правды» с официальной нотой советского правительства к финскому руководству. Но финны стояли твердо, отрицая факт обстрела со своей стороны. Комиссар взвода, низенький и непомерно широкий в плечах, рубил рукой воздух, гортанно раскатывая слова: Кр-расная ар-рмия, р-родина, р-разбить вр-рага!

Тяжелые сомнения сильнее поглощали Ивана. Особенно стало не по себе, когда к нему подошел Матвей Синицын и, пряча глаза, заявил, что ошибся, определив на слух направление, откуда стреляли.

– Бывает, Матвей, и на старуху проруха, – кивнул Иван, ловя взгляд Синицына. – Ветер, деревья, усталость – мало ли чего послышится.

Он почувствовал, что Матвей понял его.

Иван с детства помнил школьный розыгрыш: сидящего за партой впереди товарища нужно было сильно шлепнуть линейкой, подкравшись сзади. Причем шлепнуть так, чтобы подумали на другого, сидящего непосредственно за спиной. При известной ловкости фокус удавался, и ни в чем не повинный одноклассник получал от жертвы незаслуженный удар. Нечто похожее происходило и сейчас. Только вместо линейки в ход пошли минометы.

Иван дал себе слово разобраться во всем, когда наступит мирное время. Он верил, вопреки всему, что это время придет.

Тридцатого ноября, утром, их полк получил приказ о наступлении.

Воспоминания недавних лет вихрем кружились в голове Ивана, пока его вели по лесу к тому месту, где должна была закончиться его жизнь, а вместе с ней и боевые будни, и сомнения старшего лейтенанта Клюева.

Нет, не старшего лейтенанта, а классового врага народа, хитро маскирующегося под своего! Политрук Воронов смотрел в затылок арестованному и чувствовал, как подступает к телу дрожь, означающая высшую степень ненависти вот к таким клюевым. А повидал он их на своем веку немало. Это был особый род врага – худший, по твердому мнению Воронова. Шпион и предатель работают скрытно, но отдают себе отчет, что являются пособниками вражеских сил. С ними все просто и ясно. А такие, как Клюев, этого не осознают, но постоянно во всем сомневаются. И никогда не знаешь, в какой момент из червоточины сомнения вылезет червяк. Политрук сплюнул и утерся рукавом: хоть бы он, сука, из благородных был или из офицерья царского, было бы понятно. За тридцатые годы массу бывших белопогонников с поддельным документами вычистили из рядов армии. И он, Воронов, лично расстрелял не один десяток.

Впрочем, чего можно ожидать от сына кулака-маслобойщика! Пока у папаши маслобойню не забрали, другие с голоду пухли, а этот щенок масло жрал и щи густые хлебал. С такого харча слезать-то неохота. А пришлось. Вон чего в книжонке своей написал: помирить бы все народы, чтобы войны не было! Иисусик какой! И мысли все детские, под стать юродивому.

Вспомнился Воронову один случай. Много их было на веку политрука, начиная с революции, но этот врезался в память особо.

Шел тридцать седьмой год. Еще куча всяческой швали гнездилась в полках. Работать приходилось не покладая рук, а точнее – маузера. Каждый день аресты и расстрелы. Отдохнуть было некогда. Стрелковый полк, куда направили комиссара Воронова, базировался в Пскове, отдельные его части расположились у ближайшей деревеньки.

Как-то вечером, вернувшись из полкового штаба в деревеньку, Воронов увидел у крайней избы группу красноармейцев. Стояли они неплотным кольцом, а в центре дергался мужик в белой рубахе.

Воронов пересчитал собравшихся: шестнадцать бойцов. Разинув рты, они слушали мужика и не замечали комиссара.