Сергей Тихорадов - Призрак Ленни

– Понимаю, – сказал я, – Стресс заедает.

– Ага! – обрадовался штурман, – Заедаю! Именно! Так что, Артур, с тебя гамбургер!

Что у них за игра такая, по которой Артур должен гамбургер, узнать мне не удалось. Артур отмахнулся от претензий, запросто их проигнорировав. Это вообще было не совсем уместно, думать о жратве, когда мы, сидящие сзади, благородно печалились о бедной Багире. А я, вдобавок, печалился еще и о своей черствости, и о дуре Ленни. Ведь это не совсем невероятно, что Ленни стукнула Багиру. Она может. После того, как меня едва не того, она всё может.

Она вообще дура. Я ей, кстати, на это давно намекал. Да и она мне давала не раз понять, что это из-за меня солнце вечером заходит, лишь мне не светить. Помню, однажды…

– Давно с ней знаком? – профессионально вмешался в мои размышления Артур, и я вспомнил, что он, все-таки, на работе. Пришлось отвечать.

– Год… нет, два, – сказал я, и добавил, чтоб не спрашивал, – Были какое-то время вместе. Потом разбежались.

– Не жалеешь? – спросил Артур.

Это был слишком прямой вопрос для столь шапочного, пардон – фуражечного, знакомства. Это как залезть в мои чувства с ногами… да не «как», а точно с ногами. Я замешкался, и Артур, экая же тонкая душевная организация у наших ментов, сдал назад.

– Извини, – сказал он, – Георгиевич говорит, все хорошо будет. Там не слишком серьезно, но неприятно. Слушай, чего я вокруг да около… Ты мне сразу скажи, что там могло быть? Уж очень нам всем охота прихлопнуть ту сущность, что девчонку толкнула.

Сказал, и смотрит на меня, будто проверяет: я правильный ответ знаю, а вот ты не соврешь ли?

– Сразу и не скажу, – вырулил я, – На первый взгляд, Багиру вообще не за что трогать…

А на второй? Второй взгляд – это не взгляд, это уже домыслы, основанные на личном отношении к произошедшему. А оно у меня предвзятое, плюс фантазии насчет Ленни.

– Кстати, а почему «Багира»? Потому-что темненькая? – спросил Артур, – Как ты думаешь, надо ее семье сейчас сообщить, или пусть сама их наберет из больницы?

Я понял, это у него манера такая: задать сразу несколько вопросов, и наблюдать, как выкручиваешься. С какого начинаешь, какой пропускаешь. Эх, менты, менты… Не можете вы просто.

Очевидно, мне полагалось проявить инициативу, и самому «сообщить». Это у Артура было на лбу написано.

Когда живешь на вулкане, с сумасшедшей дурой, то чтение по лбу является необходимым для выживания навыком. Столь же полезным является умение не слышать вопрос. Я включил навыки, и откатился на три вопроса назад.

– Не знаю, что там могло быть, – сказал я, выбрасывая из жизни полторы минуты, – Врагов у нее быть не должно, разве что по мужской линии. Я имею в виду… подожди, запутался.

Я и впрямь запутался. Сижу, распутываю. Артур ждет терпеливо, как их учат в институте внутренних дел. Не потерпишь – не посадишь.

Наконец, он не выдержал.

– Не хитри, запутаешься вконец, – сказал Артур, – Я же понимаю, у тебя там интерес остался. Если есть что сказать – говори. Поможешь следствию, выполнишь свой гражданский. Мне к ней все равно сегодня ехать, как оклемается.

– Я тоже поеду, – выпалил я, сам удивляясь такой инициативности.

Тут мы, на радость микроавтобусу, уставшему волочиться сонными еще улицами, подъехали к отделению. Оно располагалось в древнем доме, как почти все государевы учреждения в Сиреченске. Разве только Управление гражданской контрразведки сидело в доме с ремонтом, остальные страдали от недостатка фондов. Отделение на Южной тоже страдало. Фасад обклевали вороны, страдавшие недостатком приличий. Что вороны нашли в старой штукатурке, вопрос еще тот. Но что-то нашли. Отбили клювами полфасада, и съели. Мало этого, не брезговали они ни наличниками, ни форточками, и даже водосточные трубы, криво болтавшиеся вдоль обоих, видимых с улицы, углов здания, были в царапинах от ударов мощных вороньих клювов. Это вороны воды требовали, запить штукатурку.

То, что не обклевали вороны, обосрали голуби, которые тоже страдали. Им было худо от жизни, и совестно от ворон, столь нагло обошедшихся с фасадом, сиречь – лицом заведения. Поэтому голуби какали на дом понизу, вдоль цоколя. Выше окон первого этажа следы деятельности их желудков не были видны, и казалось, будто это вообще не голуби, а дежурные из обезьянника, занимавшего нижний этаж, регулярно вываливают в окошки непристойное содержимое.

Чтобы извиниться за птиц, в дом вчера заходил страдающий слон, и обвалил своими ножищами все ступеньки. От веса и страха они расползались по сторонам как неудавшийся блин. Нижняя вообще слилась с тротуаром, став не отличимой от асфальта ни высотой, ни структурой. Былая мраморная роскошь выглядела теперь так, будто слон еще и попрыгал на месте, беря разбег. Очевидно, разбег у него все-таки получился, потому что двери едва висели на петлях, сокрушенные плечами царя пампасов. Или не пампасов… Не помню, чего слон у нас царь.

Идиллию разрухи и запустения зачем-то нарушал утренний дворник, махавший своим шершавым инструментом перед фасадом. Голуби оптом сидели на фонарных столбах и терпеливо ждали, пока дядька с метлой уйдет, и они вновь дружно насрут на асфальт.

– Я вас тут высажу, – пообещал наш водитель, будто мы редкие саженцы с Мадагаскара.

Ловко подрулив к зданию, микроавтобус остановился. Я проявил находчивость, привстал и двинул назад широкую дверь. Двое милиционеров, стоявших перед подъездом, опустили сигареты – ну и кого же сегодня привез Артур? Неловко вылезать из полицейской машину без наручников, но у меня получилось. За мной выбрался Артур, и мы пошли.

Разумеется, мой критический взгляд на состояние дома не остался незамеченным.

– Я на втором этаже сижу, – совсем извиняющимся тоном сказал Артур, и я поверил, что это не он выливает голубиное дерьмо из окна.

Решив не язвить по поводу формы, я похвалил содержимое.

– Здесь, значит, она и проходит, и опасна, и трудна, – сказал я, и задохнулся от собственной банальности, даже кашлянуть захотелось.

– Здесь, – сказал Артур, – Привет, мужики, ну как оно с утреца?

Вопрос был к тем двоим, что курили. Они все еще смотрели на меня, прикидывая, что за птица с утра пожаловала. Ну, гадить вам на фасад, мужики, я точно не буду.

– Да нормулёк, – ответили мужики Артуру, и тот удовлетворенно кивнул, словно «нормулёк» у них был общий, и его утреннее наличие волновало весь коллектив.

Внутри этого дома я еще не был, и не надо. Ничего более яркого, чем снаружи, внутри тоже не было. Хорошо еще, что вороны и голуби сюда не заползали, поэтому стены были почище. Да и слон, похоже, дальше дверей не пошел, ибо лестница на второй этаж была более-менее. Чувствовалось, что внутренности своего дома менты любили, сильно ногами не шаркали. А что касается наружной части, то они явно оставляли фасад на непритворную любовь граждан и городской администрации.