Бром - Косиног. История о колдовстве

Абита напрягла память, припоминая подробности. Как же там? Вертится в голове, да только не ухватить…

Тогда она снова перевела взгляд на волосяное ожерелье. Мать пользовалась им, нуждаясь в помощи праматерей.

Рука повисла, задержалась над ожерельем.

– Помоги, мать. Без тебя не обойтись.

С этими словами Абита нежно коснулась волосяных колечек, и в тот же миг на сердце сделалось легче, а аромат лаванды с полынью разбудил, подхлестнул память.

Положив мушкет и Библию на стол, Абита схватила самую большую сковороду, поставила ее рядом с Библией, а после поспешно достала из буфета мешочек с солью и нож. Соли осталось всего ничего, однако она, зачерпнув из мешочка две полных горсти, высыпала соль в сковороду, ножом отхватила пучок волос у виска, трижды плюнула на него и тоже бросила в сковороду. Что дальше? Вырвав из Библии с пяток страниц, Абита поднесла их к губам, прочла молитву, изорвала страницы на ленточки, смяла, бросила поверх соли с пучком волос, снова взялась за нож, однако замешкалась, призадумалась. Настала очередь еще одного, последнего ингредиента.

Абита подняла кверху палец.

«Кровь. Моя кровь. Отчего в самом действенном колдовстве без крови не обойтись?»

Кольнув ножом палец, она уронила на слова Господа две капельки крови, расплывшихся по бумаге малиново-алыми кляксами, и отнесла сковороду к очагу. Растопленный с утра, очаг успел прогореть, но пара тлеющих углей в нем еще оставалась. Раздув огонь, Абита сунула сковороду в самый жар и принялась снова и снова повторять незатейливую молитву, а как только пламя прогорело, высыпала обуглившуюся смесь в ушат с золой и хорошенько перемешала.

От поднявшейся пыли запершило в горле. Закашлявшись, Абита снова услышала гневные разглагольствования отца, почувствовала затылком его обжигающий взгляд.

– Нет, – прошептала она. – Нет! Больше я тебя слушать не стану. Плевать, отец, что я там тебе обещала: у меня сам Дьявол под дверью!

Услышав топот, Абита вздрогнула, вскочила на ноги, сердце в ее груди забилось пойманной птицей.

«Что это?»

Однако ответ ей был известен.

Шум – мягкий, глухой стук копыт оземь – приближался.

Подхватив ушат, Абита метнулась к двери, насыпала вдоль порога дорожку из соли с золой, а после подбежала к единственному оконцу, закрыла и заперла на задвижку прочные дощатые ставни, тонкой струйкой высыпала горстку смеси на подоконник, вновь повернулась к дверям и замерла в ожидании. Казалось, прижатый к груди мушкет вот-вот выпадет из трясущихся рук.

– Поди прочь, Косиног, – прошептала она. – Сгинь, сгинь, пропади.

Топот копыт обогнул домик сзади. В щелях между досками ставней мелькнула тень. Вскоре копыта вновь застучали невдалеке от крыльца, и топот утих.

– Хелло, – раздалось снаружи. – Абита, ты дома?

«Человек! Кто-то из деревенских! Ох, слава Богу!»

Бросившись к выходу, Абита прислонила мушкет к стене, отодвинула тяжелый засов и рывком распахнула дверь.

У крыльца стоял знакомый жеребец белой масти. С седла на Абиту изумленно взирал Уоллес Уильямс.

– Проснись .

– Не желаю.

– Они здесь. Ты должен убить их .

– Я мертв.

– Принюхайся. Чуешь их?

Токи крови в их жилах зверь чуял, да еще как. Люди. Двое.

– Ты должен убить их, Отец .

– «Отец»?

– Ты позабыл свое имя?

Зверь напряг память, стараясь припомнить хоть что-нибудь, однако все вокруг укрывала тьма. Вдруг тьма встрепенулась, зашевелилась, отрастила лапки – множество тоненьких, колких, когтистых лапок.

– Нет! – прошипел он, видя, что тьма жива, что это вовсе не тьма, а множество, великое множество черных пауков, облепивших его сверху донизу.

Попытавшись смахнуть их, он обнаружил, что не в силах пошевелиться, намертво спутанный клейкими нитями паутины…

Едва не задохнувшись от ужаса, Отец поднял веки, сел, лихорадочно заозирался в поисках пауков, однако никаких пауков поблизости не оказалось – только опоссум, ворон и рыба. Все трое в испуге таращились на него.

– Все в порядке, Отец, все в порядке. Тебе просто кошмар привиделся.

Отец молча смерил их взглядом.

– Ты нас не узнаешь?

Голова Отца откликнулась тупой, ноющей болью.

– Вы… Лес… Небо… и Ручей.

Троица диких облегченно вздохнула.

Издалека донеслись чьи-то вопли.

– Человек рядом, – пояснил Лес.

Отец, поморщившись, прижал ладони к вискам.

– Кровь. Его кровь вмиг прогонит боль прочь.

Отец кивнул, с трудом поднялся на ноги, но едва не сомлел и ухватился за столб, что подпирал крышу хлева. Услышав голоса, он отступил во мрак, вспомнил, как становиться невидимым, и стал невидим.

Возле дома он разглядел ту самую женщину с каким-то мужчиной. Сойдя с крыльца, женщина направилась прямиком к хлеву, а на гостя почти не взглянула. От страха глаза ее округлились, как блюдца. Не сводя взгляда с дверей в хлев, она остановилась в полудюжине шагов от порога.

– Ты видел их? – спросила она мужчину. – Видел?

– Кого «их»?

– Там, Уоллес, в хлеву. Заметил ты там кого-нибудь, когда подъезжал?

Оба смотрели в сторону Отца, но ни видеть, ни слышать его не могли, так как он того не желал.

– Никого я там не заметил, – отвечал человек по имени Уоллес, спустившись с седла. – Что случилось, Абита? Объясни, будь добра.

Женщина собралась было что-то сказать, но сразу же передумала. Чувствовалось: друг другу эти двое не доверяют ни в чем.

– Что с тобой приключилось? – спросил мужчина, оглядев ее с головы до ног. – Грязна, растрепана… а это что, кровь?

Женщина по имени Абита одернула платье, убрала со лба непослушные пряди волос и утерла передником кровь со лба и щеки.

– Убей их, – прошипел Лес, пихнув Отца в бедро. – Скорее.

На жердь изгороди рядом с Отцом опустился Небо. За вороном, воспарив кверху, последовал и Ручей. Дикие тоже не желали, чтоб их увидели либо услышали люди, и потому тоже остались невидимыми.

– Чего ты ждешь? – прорычал Лес.

Однако Отец, всерьез опасаясь упасть, даже не сдвинулся места.

«Что она со мной сделала?» – думал он, изучающе глядя на женщину.

Перед глазами снова мелькнуло недавнее видение – пара теней, сцепившихся в схватке.

«Что это? Правда? Или какое-то волшебство?»

И тут по бокам от него – только уголком глаза и разглядишь – опять появилось множество пауков, тысячи пауков, поджидающих случая броситься на него, опутать клейкими тенетами, уволочь назад, в темноту. Встряхнув головой, чтоб в мыслях хоть слегка прояснилось, Отец сосредоточился на разговоре людей.

– Индейцы? – спросил мужчина. – Пекоты шалят?

«Пекоты, – подумал Отец. – Знакомое имя. Да, так называли себя одни из людей. Одно из людских племен».