Юрий Горюхин - Канцелярский клей Августа Мёбиуса. Сборник рассказов

Что ему понятно, когда мне самому ничего не понятно.

– А вы что же не русский?

– Почему?

– Имя у вас странное, таких у русских не бывает.

Национальный вопрос существенен, а кем я предположительно могу быть?

– Зато у меня фамилия русская – Иванов.

– Тогда другое дело, а я украинец Степан Загуло – да ну что я вам рассказываю – вы то меня знаете, меня все здесь знают. Пойдемте телевизор смотреть до завтрака, сейчас новости будут.

– Нет, спасибо, я еще немного подремлю.

Зачем я ему наврал, теперь буду до конца дней в этих пропитанных лекарствами и сбежавшим молоком коридорах Ивановым Зигмудом Карловичем – кошмар!

***

Все ушли. Четыре плохо заправленные продавленные койки, большое окно, за окном дерево, за деревом голубое небо. Хорошо не спеша побродить в лесистых окрестностях, пособирать съедобные грибочки, пожарить их на постном масле и съесть. Пойду-ка позавтракаю, если, конечно, резвые старушки не разобрали мою порцию на добавки.

А где расположена столовая в этом доме? Да что тут думать – верный путь идти по запаху манной каши и кофейного напитка "Утро".

Ба! Сколько тут собесовских сотоварищей, гудит улей, но в целом бабушки и дедушки выглядят вполне опрятно – одобряю. Зашушукались. Новенький-новенький. Правда не вчера, а сегодня привезли, на счет милиции верно, только зачем так преувеличивать.

Каша пшенная и компот из сухофруктов, а также маленькие кругленькие и хрустящие булочки – не возражаю.

– Простите, здесь свободно?

– Свободно.

Что такие недовольные? Не собираюсь я влезать в ваши перешептывания.

– Откуда появился?

Сердитые лохматые брови, но вопрос неясный – в прошлом сильно пьющий руководитель производства?

– В каком смысле?

– В прямом.

Уж очень сурово, а второй гражданин совсем невзрачный и очень блинообразный. Булочка замечательная, да и кашка сладенькая.

– Вас интересует мой адрес?

– Вот и разговаривай с ними!

Спросить бы еще добавку компотика, но стесняюсь.

– У нас посуду за собой убирают!

– Уберу, не беспокойтесь. Вы-то почему сидите, кашу размазываете по тарелке, у вас что, водка во внутреннем кармане?!

Окружающие встрепенулись и сконцентрировали на мне свое внимание. Что скажешь, бровастый? Пятнами покрылся, а блинообразный, напротив, равномерно изменил свою пигментацию. Обязательного для нашего брата нитроглицерина и валидола в моем кармашке нет. Надо ковылять отсюда.

***

Если телевизор орет на полную мощь – эта комната отдыха. Газеты, журналы, шашки, шахматы, Степан Загуло.

– Извините, вы не могли бы мне показать дом, что и где расположено, как и куда пройти?

Неужели ты меня не узнаешь, Степа? Ну, потряси вихрастой головой!

– Нет, не могу, потому что я сейчас смотрю телевизор.

– Я не имел в виду сиюминутность.

– Это меняет дело, но вам придется значительно подождать.

Возьму журнальчик, полистаю у себя на кроватке, а то в красном уголке меня инсульт хватит от децибелов.

– Газеты и журналы из комнаты отдыха выносить нельзя!

Наверно, старушка ищет со мной знакомства, надо ей объяснить, что из-за слабой концентрации тестостерона в организме, сморщенные тетеньки меня уже не интересуют.

– Ради бога, я не знал.

– Не упоминайте бога всуе.

– Больше не буду, черт меня побери.

Устал.

***

Как быстро пробежит остаток моих дней в этом коллективном хозяйстве? Милиционеры оформят документы, где назовут Найденовым, и буду я жить поживать – добро наживать, превращая в копоть деньги налогоплательщиков, которые запросто можно было бы с пользой потратить на изготовление какого-нибудь танка.

– Вас сегодня привезли?

– Да.

– Пойдемте, за вами дочь приехала.

– Дочь?!

– А что вас так удивляет? Дочери и сыновья бывает заглядывают к нашим постояльцам.

Доченька приехала, как я разволновался, пуговки на рубашке не могу застегнуть – руки ходуном ходят, что же делать-то? Где бы расческу найти, ширинка, надеюсь, не нараспашку?

– Ну-ну, не надо так переживать – все будет в порядке, дедушка.

Коленки подгибаются, где моя палочка?

Белая дверь – петли специально не смазывают, чтобы жалобный скрип заставлял сжиматься сердца посетителей. Эта моя дочь сидит на стуле?

– Папа! Ну что же это такое?! Как же так можно-то?! Господи, как мы тебя искали – все морги обзвонили, все больницы!

Я тоже сейчас заплачу, только я никак не ожидал, что ты у меня такая толстенькая и кудрявенькая. А паспорт у тебя проверили, красавица? Не всколыхивается отцовское чувство в груди, хотя слезу пустить не мешает, они у меня и так текут по поводу и без повода.

– Папа, возьми носовой платок. Мы быстро сейчас распишемся, где надо – и домой.

***

У дней есть свойство быстро исчезать в ночной безвозвратности. Сижу в уютном обволакивающем кресле и смотрю в окно. Так ничего и не вспомнил, заучиваю наизусть имена родственников, значительные события, даты рождений и мировоззренческие убеждения окружающих. У дочки Лены есть муж Костя, а у меня уже нет жены Виктории, внуки учатся в далеких больших городах, кот Гегемон абсолютно ко мне равнодушен. Сегодня вечером придут гости из наследников второй и третей очереди, будут поздравлять дочку Лену с пятидесятилетием и, перешептываясь, разглядывать мою потерянную во времени, но найденную в пространстве личность. Специально для меня готовится протертый до гомогенного состояния рыбный салат без лука, а заботливый зять Костя купил слабоалкогольный сладенький сидр, который я разопью с ковыряющими в носу несовершеннолетними родственниками.

– Пап, позвони, пожалуйста, Семену Алексеевичу, он хочет с тобой поговорить.

– Хорошо.

А кто такой Семен Алексеевич? Что-то я плохо выучил – это мой двоюродный брат или участковый психиатр? В пухлой записной книжке на столике с телефоном кроме равнодушного номера ничего нет.

– Алло, здравствуйте, будьте добры, Семена Алексеевича позовите к телефону.

– Геша, это ты?

Георгий – это Геша? Да, наверно, это я.

– Да, Сема, это я, как поживаешь?

– Нормально, Геша, а ты как, отошел от своих приключений?

– Отошел, Сема, спасибо, все хорошо. Как твое-то здоровье?

– Да никак, сам знаешь, с моими болячками разве может быть какое-нибудь здоровье. А почему ты меня стал Семой называть – никогда раньше не называл.

– Не знаю, как-то вырвалось само собой, извини, если что не так.

– Да ну что ты, Геша, мне напротив приятно. Значит, лады?

– Лады, лечи болячки.

– Я так рад, что ты позвонил.

При чем тут лады? И как я его называл раньше?

– Пап, позвонил? Помирились наконец? Слава богу. Хочешь апельсиновый сок?

– Хочу.

Вот тебе и лады – уж не помирился ли я с кровным врагом, которого знать не знал десять лет? Сема, Семочка, в следующий раз надо будет уточнять детали, хотя какое это все имеет значение – белая, густая краска замазала все.