Галина Смолина - Синеглазые

Позвонила – может Костя пораньше пришёл. Нет, никто не открыл. Тут открылась соседская квартира, из неё вышел парень лет 25-27. Среднего роста, черноволосый, кареглазый.

– Девушка, вы не меня ищете?

– Нет, не вас. Я брата жду.

Мне он сразу не понравился – развязный тон, наглые глаза.

– Так проходите ко мне, вместе подождём.

Он подошёл вплотную ко мне, начал хватать меня за руки. На меня пахнуло перегаром.

– Отстаньте, не трогайте меня – гневно крикнула я.

– Настя, ты там с кем разговариваешь? – услышала голос Кости, поднимавшегося по лестнице.

Парень отпустил мою руку.

Костя поднимался по лестнице, перешагивая через две ступеньки.

– Что тут такое? – он обнял меня за плечи, доставая из кармана ключи. Открыл дверь, пропустил меня вперед. – Я сейчас, подожди минуту.

Минуты через две зашёл.

– Не бойся, он к тебе больше не подойдёт.

Я облегчённо вздохнула, с благодарностью и нежностью посмотрев на Костю. Как же я люблю своего брата, защитника моего и заступника.

– Ну, сестра, проходи, смотри, что мне удалось сделать.

Я не поверила своим глазам – окна и двери сияли белизной. Костя умудрился заменить и их.

– Ты как сумел за три дня сделать всё это?

Костя довольно засмеялся:

– Никита помог, позвонил кое-кому. – Никита – это его знакомый, у которого он остановился.

– А завтра весь линолеум поменяют во всей квартире. Извини, но я выбрал его на свой вкус. Надеюсь, тебе понравится.

Несмотря на ободранные стены и ужасного вида пол, квартира начала преображаться. Я наконец понемногу стала чувствовать хозяйкой своего дома. Хотя до нормального жилья ещё много надо сделать. От нахлынувших чувств у меня выступили слёзы. Я подошла к Косте, обняла его.

– Котя ты мой, – так я в детстве называла его, когда не умела все буквы выговаривать.

– Ладно, сестра, сырость разводить, пойдём где-нибудь перекусим. Я голодный, как волк.

Зашли в ближайшее кафе. Пока ели, Костя рассказал о своих планах по дальнейшему ремонту квартиры. А я неожиданно для себя рассказала о звонке Андрея.

Костя засмеялся:

– Вот видишь, Настя, такую, как ты, просто так не забудешь. Пусть теперь локти-то покусает. Я знал, что так и будет. Поверь мне, он тебя ещё долго будет помнить. И всегда будет сравнивать со своими последующими. Ну, что поделаешь, «се ля ви». Не зря говорят – что имеем, не храним, потерявши – плачем. Ладно, пусть он плачет, а у нас дела.

Костя отдал один комплект ключей от квартиры, пообещал держать меня в курсе дел по поводу ремонта. На этом мы распрощались.

Сегодня решила погулять по Питеру. Не спеша пошла к метро. Подходя к торговому центру около Купчино, я услышала звуки музыки.

Около этой станции метро частенько играли уличные музыканты. Сегодня это были индейцы. Ну, или по крайней мере, кто-то, очень на них похожий, в национальных индейских костюмах.

Что это была за музыка! Можно было закрыть глаза и осознать себя парящим в высоком безоблачном небе. Над зелёными полями, горами… Барабаны, бубны, что-то похожее на флейту. Музыка детей природы – здесь, в огромном городе, среди асфальта, высоченных зданий и торговых центров. Это было так странно! Но их музыка так трогала за какие-то тайные струны в сердце, что возле этих индейцев всегда собирались толпы.

Сегодня эти индейцы мне кое-что напомнили. Кое-что очень дорогое моему сердцу. Я вспомнила нашу поездку на Байкал.

После третьего курса института отец обещал свозить меня на Байкал. Собрались всей семьей, кроме бабушки. У неё были какие-то свои планы. Папа, мама и Костя ещё с зимы договорились взять отпуска в одно время. Отец созвонился со своим знакомым из Иркутска Иваном Тимофеевичем. Они вместе учились в институте и не теряли связь до сих пор.

Хотя ехать надо было больше двух дней, решили ехать поездом – страну посмотреть, да и просто выспаться и отдохнуть от всех забот. Тем более, что мы в купе были без посторонних.

Как же здорово было! До сих пор с улыбкой вспоминаю ту поездку. Мы играли в шахматы, карты. Смотрели на меняющуюся природу за окном, выходили на остановках и покупали у местных ягоды, мороженое, какие-то пирожки. Говорили обо всём, иной раз хохотали до слёз. Время пролетело незаметно.

В Иркутске нас встретил Иван Тимофеевич – невысокий, черноволосый, улыбчивый. Мы были знакомы с ним – он несколько раз приезжал в Пермь. И всегда останавливался у нас.

Мы сели в старенькую Ниву и поехали через весь город. Отец стал что-то оживлённо говорить ему. От их разговоров непонятных я задремала. Открыла глаза, когда стало сильно трясти. Мы уже ехали вдоль озера по грунтовой дороге. Потом ещё минут пятнадцать просто по полянам.

Наконец остановились. Я вышла из машины и просто замерла от увиденного. Мы стояли на высоком открытом месте. Недалеко внизу чистые воды Байкала. Противоположного берега не было видно. Синева воды, зелень травы и деревьев, белые облака на голубом небе – как же это потрясающе красиво! Захотелось взлететь и окунуться в эту безграничную красоту.

На землю вернули меня слова Ивана Тимофеевича:

– Сначала поставим палатки. Потом наловим рыбы, соберём дрова. Надо приготовить поесть. А потом уж всё остальное, – он многозначительно посмотрел на отца узкими смеющимися глазами.

– А что это такое – остальное? – мама вопросительно взглянула на отца.

Он в ответ только засмеялся.

Так и сделали – палатки поставили, рыбы наловили, костёр разожгли. Иван Тимофеевич такую уху сварил – никогда ничего подобного не пробовала. Сам он почему-то не притронулся. Мы с Костей пошли осматривать окрестности. Вернувшись через полчаса, увидели на самой середине поляны сложенные дрова. Зачем ещё один костёр? Родители с таинственным видом к чему-то готовились.

Отец подошёл к нам и сообщил, что сейчас наш Иван Тимофеевич проведёт шаманский обряд – камлание. Он уже пошел в свою палатку переодеваться. Мы должны были сесть поодаль от костра, смотреть и ни во что не вмешиваться, не спрашивать и не разговаривать.

Солнце стало садиться за горизонт. Надвигающиеся сумерки добавили таинственности происходящему. Мама села рядом с нами и тихо сказала:

– Я попросила узнать что-нибудь об отце. Где он, жив ли. Может его духи что-нибудь скажут.

Тут из палатки вышел Иван Тимофеевич. На нём был длинный синий халат, весь увешанный ленточками, бахромой, колокольчиками, затянутый таким же поясом. На голове шапка, тоже вся в ленточках, кисточках, так, что не было видно лица. На груди – как зеркало, металлическая овальная пластина. В руках он держал большой бубен.

Медленной, крадущейся походкой, изредка ударяя в бубен какой-то колотушкой, он начал двигаться вокруг костра. При этом он что-то запел гортанным чужим голосом. Потом стал двигаться быстрее и быстрее, всё чаще ударяя в бубен.