Рубен Аракелян - Храм на развалинах

– Одумайтесь, профессор! О каком эксперименте идёт речь? Вы же только что рассказывали о своей невероятной любви к жене. А теперь она для вас – всего лишь эксперимент?

– Я понимаю, о чем говорю, мой друг. Я блуждал в потёмках на неизведанной территории. Там, куда ни разу не ступала нога человека. Чтобы пройти реку вброд, сперва нужно было нащупать дно палкой. Это все было одним большим экспериментом. И я выбрал его чистоту. Это было около шести месяцев назад.

– Ясно. Вот и признание подоспело. Вы убили этих людей?

– Да. Вот ваша правда. Я отправил их на смерть. Это и было мое взвешенное обдуманное решение. И, прошу вас, не нужно пытаться взывать к моим чувствам. Я никогда в жизни ни о чем не жалел, и делать этого впредь не намерен.

– Ну да. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, так?

– В сущности, к тому моменту я уже так увяз во всей этой пучине необъяснимого, что осталось только постараться минимизировать ущерб. Без самого ущерба уже было не обойтись. Я ведь могу сделать иначе. Мог просто выпускать ее из дома раз в две недели. Но так я поступить не мог. Мы бы не смогли с этим жить потом. Тот путь, который мы вместе выбрали, был единственным правильным.

– О, и теперь нам нужно благодарить вас за великодушие?

– Нет, этого я не прошу.

– Погибли люди, профессор. По вашей вине. В угоду вашей сумасшедшей идее.

– Вы называете их людьми. При этом каждому из них грозило пожизненное заключение или смертная казнь…

– После суда, профессор. После того, как суд решит, виновны ли они.

– Ну, выходит, что я стал их судьей. В этой области я конечно не эксперт, но в справедливости я разбираюсь.

– Это точно.

– Точно. Без сомнений. Первым был педофил, вторым насильник, третьим – человек, который ежедневно избивал свою жену и детей. Не стройте из себя моралиста, мой друг. Мы оба понимаем, что я выступил санитаром в этом глухом лесу. Просто из нас двоих только мне хватает смелости это признать.

– Не вижу тут смелости, профессор. У вас нет выхода, вы в тупике. Вот и приходится оправдывать свои ужасные действия такими способами, которые вам проще всего даются.

– И снова мы с вами расходимся во мнениях. Я вижу смелость, когда не закрывают глаза, а вы видите смелость, когда их специально держат закрытыми до решения какого-то утопического суда.

– Где тела, профессор? Десять тел. Где вы их спрятали?

– Тела, вернее, то, что от них осталось, закопаны на заднем дворе. Неглубоко, так что, вам не придется долго копать, чтобы их достать.

– Как вы их убили?

На лице появилась снова эта снисходительная улыбка.

– Вы так и не поняли, верно? Я лишь был их судьей. Палач у них был другой.

– Ваша жена-сверхчеловек? Вы думаете, я поверю в это?

Он пожал плечами.

– Откровенно говоря – нет, не думаю.

– Мы договорились, что вы все расскажете.

– Именно так.

– Где ваша жена, профессор? Она мертва? Вы убили ее?

Он устало потёр переносицу и снова взглянул на часы.

– Она жива, мой друг. Живее, чем вы можете себе представить.

– Где она?

– Тут. Внизу. В подвале.

Он поднялся со стула и достал из-под куртки пистолет.

– Вы ее там заперли? Держите ее в плену? Она в порядке?

– О, уверяю вас, мой друг, в этом нет никакой необходимости, – он кивнул на оголённое оружие, – я вам не опасен, а когда мы спустемся вниз, оружие все равно будет бесполезно.

– Вставайте, профессор. Мы идём в подвал. И, богом клянусь, если вы мучили ее…

– Какой кошмар. Вы меня совсем не слушали, – медленно поговорил он, поднимаясь, – а в какой-то момент мне даже показалось, что вы поймёте. Да, я снова ошибся. Ну ничего. Наши десять минут в любом случае уже истекли. Я отведу вас вниз, и вы сможете увидеть, так сказать, всю картину целиком. Своими собственными глазами. Только сперва, пока мы идём, я, если позволите, закончу историю. В детстве мне поставили диагноз – обсессивно-компульсивное расстройство. Если не закончу что-то начатое, то буду очень плохо себя чувствовать.

– Да мне плевать. Эти ваши сказки мне не особо интересны.

– Ну хорошо. Когда я снова победил время, то смог заняться главным. Цель все ещё не была достигнута. В нашем организме есть клетки, которые, при определенных условиях, могут становиться абсолютно любыми. В зависимости от этих самых условий. Знаете, как они называются? Стволовые клетки. Из чаще всего берут из пуповины ребенка при рождении. В моем распоряжении была бессмертная раковая клетка и идеальный транспорт для нее. Я очень быстро нашел способ их соединить, – он повернул ключ в замке и открыл дверь в темный подвал, – жаль, все, что мне оставалось – снять блок. Позволить раковым клеткам делать то, что они умеют лучше всего – делиться. И снова время, мой друг. Оно должно было все закончить за меня. Чувствую себя настоящим повелителем времени. Я победил его. Дважды. И теперь оно в моем полном подчинении. Прошу вас, спускайтесь. Только не ударьтесь головой, тут низкий пролет.

– Включите свет!

– Не могу, рубильник внизу. Вы ведь заметили, что дом обесточен. Когда влезли сюда без спроса.

– Черт вас дери! – он достал из кармана фонарик и осветил лестницу, – спускайтесь и включите свет.

– Хорошо, как пожелаете. Так и поступим.

Они медленно прошествовали по крутой деревянной лестнице в темноту подвала.

– Включайте!

Щёлкнул рубильник, и на низком потолке вспыхнули длинные лампы дневного света.

– Это что такое?

– Это барокамера. Там внутри поддерживается определенная температура и давление. Самая благоприятная среда для жизнедеятельности клеток человеческого тела. Я называю ее инкубатором.

– Где ваша жена, профессор? – он направил пистолет на спутника.

– Она тут, мой друг. Я ведь предупреждал, что оружие теперь бесполезно.

Что-то тяжёлое отвалилось от потолка и, задев одну из ламп, упало прямо на руку, сжимавшую пистолет.

– Черт возьми! – он отпрянул, схватившись за раненую конечность, – что это?! Что это такое? Это… Это вы?

– Как себя чувствуешь, любимая?

– Чувствую себя… живой.

– Ты слышала это? Этот звук. Он исходит оттуда.

Питер вскочил на ноги и, шагнув к ближайшему завалу, прильнул ухом к огромному куску расколотого бетонного перекрытия.

– Пит, там никого нет, – сказала женщина, обреченно глядя на усердно вслушивавшегося в тишину мужа.

– Нет, Мэгги, я точно слышал. Звук шел оттуда.

– Стена рухнула как раз в том направлении, – тихо сказал сидевший неподалеку мужчина, – там нет никого.

– Может это спасатели? – спросила молодая девушка, тоже поднимаясь на ноги.

Мужчина усмехнулся и, покачав головой, бросил на изувеченный трещинами пол камень, которым безуспешно пытался выбить искру для костра.