Александра Зволинская - Сказки одного Самайна

– А знаешь, что? У меня тут совершенно случайно закатилась баночка варенья из малины, брусники и черники. Хочешь, занесу завтра? Мне не сложно. Заодно расскажешь, как там у тебя что. И вообще.

– Опять всех вареньем кормишь? Себе-то хоть оставляешь? Хотя предложение заманчивое, да и не сидели вместе просто так давно. Давай тогда завтра, в восемь у меня.

Ягоды у меня всегда есть, да и рынок совсем рядом с домом, полчаса прогулки, говорить не о чем.

– В восемь так в восемь, – улыбаюсь. Будет тебе варенье.

***

– Привет, я к тебе на час, потому что он у меня есть, а я всё равно была рядом. Как дела?

– Тебе прям правду или как всем?

– Зачем мне «как всем»? Рассказывай, чего стряслось.

– Да вот, в кое-то веки думала, что всё у меня хорошо, и человек надёжный рядом, и работа на зависть каждому. А вышло, что вышло. И человек предал, хотя клялся в высоком-чистом-вечном, и работа под откос летит. С деньгами меня подставили, а теперь вот и дело всей жизни хотят отобрать. И вроде так хорошо всё шло… Ну ты в курсе. Рассказали уже небось.

– Откуда бы и кто? Ты ж вечно от всех всё прячешь, только улыбка на лице и нос до неба. О, кстати, а знаешь, что я тебе привезла? Правильно, варенье. Смородиновое! Твое любимое.

– Эх, вот всё бы тебе варенье худеющей женщине подкинуть! Без работы почти, без мужика, так ещё и жирная буду.

– Зато счастливая. Бери, у меня ещё банка дома стоит, тебя дожидается. В этот раз много получилось.

– Ну тогда жди меня в гости, жирную и счастливую.

Мы смеёмся, и усталость пополам с тревогой покидает твои открытые миру глаза. Пусть даже и ненадолго. Иногда так важно выдохнуть хоть на пару минут воздух отчаянья, забившийся в лёгкие. Всё будет, милая, всё у тебя ещё будет.

А про тебя мне, конечно, уже рассказали. Иначе как же мне было угадать, из чего именно варить для тебя заветную баночку, которую ты так умильно прижимаешь сейчас к груди и уже строишь грандиозные планы на то, как будешь её растягивать, чтобы не слопать всё сразу.

***

Из чего я варю своё варенье и зачем, спросили меня однажды.

Что я могла ответить? Из ягод, фруктов, сахара, новостей, всего мира и немножечко из боли, которая у каждого своя. Разбавить её, размешать, перегнать, изменить и вернуть вам.

Как совсем-то без боли? Совсем нельзя. И без отчаянья нельзя.

Человек, который всегда счастлив, начинает лениться, забывать, зачем и куда он шёл. А не идти тоже нельзя, не идти – смерть.

Вот и получается такая полезная для здоровья маленькая кухонная магия. Очень простая.

Забрать, изменить, вернуть.

«А если я эту банку другому отдам?»

А отдай. Ничего не произойдёт. Ну, может, сон человеку приснится, в котором он – не он. Проснётся и забудет. Или мысль дельная придёт – так даже лучше. Но в основном не происходит ничего: боль-то не его, отчаянье не его, так что не приживётся.

Конечно, я не сразу поняла, что происходит.

Ну пришёл друг, ну пожаловался, ну угостила потом чем-то лично для него сваренным. Не великое геройство. Человек улыбнулся и пошёл жить свою жизнь дальше, а у меня внутри равновесие вернулось, которого не стало ровно после рассказа об очередной беде.

Догадалась сильно потом. И всё, не смогла больше не знать. Вот и варю с тех пор варенье из безнадёги, как когда-то сама его и назвала.

Дурацкая шутка, скажешь мне ты. Конечно дурацкая, но работает же.

Когда у тебя есть шанс что-то сделать, что-то изменить к лучшему, разве бы ты не попробовал? К тому же, никто не отменял выбор: не хочешь – не ешь, страшно – не ешь, не уверен – не ешь, не нужно – не ешь.

Всё просто.

Человек – создание тонкое. Он сам чувствует, когда надо себя спасать, выдай только лекарство.

«Что, захотелось в бога поиграть?» Да нет же, ну какой ты странный. Каждый сам себе бог.

Вот после таких вопросов я и перестала пытаться объяснить, как именно это работает. Захочешь – попробуешь, не захочешь – не надо. Всё просто. Сам всё почувствуешь.

А я… А что я? Вот, иду на рынок за сливами. Благо, от дома всего полчаса. Сахар есть. Остальное придёт в процессе. А ты подожди немного, и всё будет хорошо. Обещаю, всё будет хорошо.

Смотри, вот и кастрюля уже на огне, и фрукты вымыты в ключевой воде.

Пенка, которая либо съедается мгновенно, либо фу-гадость-какая уже снята большой деревянной ложкой на блюдце, как когда-то делала бабушка. И банка пузатая уже кипятком обварена, и крышки готовы.

И я тихо шепчу твоё имя над огнём.

Всё будет хорошо, говорю я. Всё наладится.

***

Я снимаю ковш с плиты и выключаю огонь. В доме пахнет сливами и шоколадом. Ты наблюдаешь с любопытством кошки за каждым моим движением.

– Готово. Хочешь попробовать, или пусть остынет?

– Хочу, конечно. Давай!

– Тогда вот тебе чай, вот тебе ложка и вперёд.

– Спасибо. А что ты там шептала, если не секрет? Шаманишь опять?

– Да какое там шаманство? Просто сказала, что всё будет хорошо. Веришь?

– Тебе-то? Конечно, верю. Горячее, зараза, но какая же вкуснятина.

– Конечно, вкуснятина. Для тебя же готовила. Всё как ты любишь.

Тётка Клавдия часто говаривала: «Таким, как ты, приходится выбирать». Ребёнком Марго, конечно, её не слушала. Мало ли, что там бормочут взрослые, особенно если чужие. Тётка Клавдия была не родная, просто соседка. Вечно сталкивались по утрам в общем коридоре, уходили в одно и то же время: тётка Клавдия – на работу, а Марго в школу, потом в «универ», теперь – на работу тоже.

Восемь утра, октябрь, серая хмарь, до метро – десять минут торопливого зябкого шага, до первого снега – пара дней, его уже даже в воздухе слышно. Скоро зашелестит по бурым высохшим листьям, заполняя мир шорохом, который вряд ли повторится до новой осени: листья размокнут, и в следующий раз будет уже не то.

А пока – сухие, шурсткие, хрупкие, как человечья душа.Тонкие, как лепестки цветов, которые Марго каждое утро расставляет по вазам. Подрезает, где надо, обрывает привядшие листики, следит, чтобы в красиво освещённых витринах, где большую часть времени стоят вёдра и вазы, не сбивался температурный режим. Сочетает так, как вряд ли кому-то пришло бы в голову – за это и ценят. Юное, значится, дарование, «ведьма-цветочница», смеётся молодой неженатый босс.

Стоит ему отвернуться, Марго корчит рожу и одними губами произносит хлёсткое: «Угадал». Боссу, понятное дело, не говорит. А смысл?

Девочки-коллеги смекнули быстро, женщины сразу видят. Приняли легко и без разговоров, потянулись за советами, не спорили никогда, впрочем, Марго этого и сама не любила. Замкнутая молчунья, всегда такая была.

Про цветы с детства знала, что да как: кое-что тётка Клавдия рассказала, когда девочкой брала её к себе на пару часов посидеть, пока родители куда-нибудь отлучатся – тогда это было обычным делом, другие совсем времена. Кое-что – соседки в деревне, куда Марго ссылали к бабке на лето: какой траве нынче черёд, какую как собирать, высушивать да заваривать.