Владимир Лынёв - Грехоборец

В капелле воцарилась гробовая тишина. Коллеги неистово пожирали эту троицу глазами. Чужие дрязги и пересуды горячили кровь обывателей сильнее, чем депрессивный секс без страсти и радости. Любой взрыв эмоций становился пиром для голодных очей. Детектив ненавидел подобные шоу.

– Сеф, ты закончил? – сухо уточнил Штейн у своего помощника.

Ангелок обиженно насупился.

– Даже если нет, то пора бы тебе заткнуть фонтан. У нас много работы.

Штейн покинул капеллу на пару с угомонившимся Сефиротом и заспешил в криминальный отдел. Убийства в последнем городе на земле еще не утратили своей актуальности даже пред суровым ликом свершившегося Апокалипсиса. Напротив, если худшее воздаяние позади, а прочие наказания за грехи неминуемы – стоит ли сдерживать неистового зверя внутри себя? Ответ лежал на поверхности. Развивались лишь способы откупа от собственных прегрешений. Индульгенции разлетались как горячие пирожки, а епитимьи снимались за взятки или услуги.

Кабинет капитана Ломбарды располагался прямо посреди просторного офиса. Стеклянные стены позволяли без стеснений наблюдать за работой криминального отдела. Дешевые жалюзи создавали иллюзию приватности, когда это требовалось. Душное помещение скрывалось в плотных клубах сигаретного дыма, сочившегося из дотлевающего окурка в переполненной пепельнице. Раздолбанная печатная машинка была завалена кипой бумаги. Лишившись соблазнов электронного века, предшествовавшего Священной Войне, человечеству было сложно не утонуть в водовороте бюрократии и бумагомарательства. Даже лучшим его представителям в лице пожилого капитана Ломбарды, никогда не отрывавшегося от грешной земли. Штейну было немного жаль своего бывшего боевого товарища, с которым они прошли столько битв. Променять работу в поле ради просиживания задницы в офисе – годы брали свое. Люди старели и обращались в прах. Их бессмертные души гнили в чистилище, ныне, вероятно, напоминавшем жилые муравейники Иерополя, в ожидании Последнего Суда. Не старели одни манкурты. Проклятые или благословленные. На это в обществе до сих пор не сложилось единого мнения.

Детектив постучал по косяку распахнутой настежь двери:

– Вызывали?

Ломбарда оторвался от бумаг, неловко поерзал в кресле, разминая затекшие конечности, и похрустел артритными суставами. Поднял взгляд на вошедшую парочку:

– Заходи, Гор, не стесняйся, и ты, Сефирот, хотя не уверен, нужно ли тебе мое дозволение.

Сефирот воспрял духом:

– Благодарю, кратистос! – он принялся весело нарезать круги по кабинету Ломбарды, уподобляясь довольной собачонке.

– Не мельтеши, – буркнул Штейн, недовольно зыркнув на Сефирота, и постучал пальцем по кресту на шее. – Место!

У Ломбарды глаза на лоб полезли от подобного богохульства:

– Гор, да разве ж можно так с посланником Паргелиона?

Сефирот тоненько захихикал:

– Никаких проблем, капитан! У нас с детективом Штейном особые отношения, – он подмигнул теребившему лацканы пиджака грехоборцу, состроившему кислую мину. – Верно, феофил?

– Изыди! – голограмма схлопнулась и исчезла в латунном кресте.

Ломбарда покачал головой:

– Завязывал бы ты с этими выходками.

Штейн развалился в кресле напротив капитана и закурил, раздражающе пощелкивая костяшками пальцев:

– А чего ты еще ждал от неправедника? Думаешь, я хотел становиться таким? – он потрепал себя по седым космам, собранным в хвост на затылке, посмотрел на руку с кожей цвета пепла от тлеющей в пальцах сигареты и наконец снял очки, открывая мертвенно-бледные водянистые рыбьи глаза. – Истерзанный разум в неувядающем теле. Не об этом молил я в окопах долбаного Спасителя. Не о бессмертии, не об утрате памяти, не о соглядатае ангелов. Блядь, я даже не помню, какой была моя семья. Помню, что любил. Не помню – кого.

– Я знаю.

– Медленно и неотвратимо забывая собственное прошлое и теряя себя, остается лишь жить сегодняшним днем под колпаком мертвого неба. Трудно при таком раскладе не стать мизантропом и соблюдать заскорузлые обряды.

– Проще говоря, ты бываешь невыносимым засранцем. Коллеги жалуются на твое поведение.

– Пусть лучше займутся своей работой.

– Некоторые грозятся настрочить донос в Инквизиторий.

– Всегда мечтал понаблюдать воочию за работай извращенцев, финансируемых из муниципального бюджета.

– Гор, я не могу вечно прикрывать твою задницу, даже несмотря на очевидные заслуги. Прекращай дурить. Ты мне нужен. Твой опыт и твои навыки. Не впадай в нигилизм. Можем увеличить пайку ихора, если есть подозрение на прогрессирующий распад личности. Давненько мы с тобой по душам не болтали, а вот теперь вижу, что зря.

– Разве это похоже на беседу по душам? – удивился Штейн. – А как же бар и пара бокалов виски? Выкуренная под тихий блюз сигарета. Потом еще пара бокалов и наконец найденные в сигаретном дыму бессвязные полуночные слова.

Ломбарда крякнул:

– Стар я уже для такого дерьма.

– Херня тогда это, а не разговор по душам.

Ломбарда треснул кулаком по столу:

– Хватит юлить! Заткнись и не сбивай меня с темы. Тебе необходим незамутненный свежий взгляд со стороны! – капитан сложил листок с распоряжением и забросил его в жерло трубы пневмопочты. – Напарник.

– Спасибо. У меня уже есть автономный дрон с псевдоинтеллектом, считывающий мои мозговые волны и оглашающий невысказанные бесхитростные мыслишки на всю округу. Все равно что бздеть в микрофон.

– Так общаются ангелы. Они не обладают ни человеческим сознанием, ни человеческой логикой. Они иные. Их метод взаимодействия с нами…

– Всего лишь гребаная «китайская комната». Алгоритм. Мы даже не знаем, понимают ли они нас на самом деле или только создают видимость. Мы-то их точно не понимаем.

Ломбарда отмахнулся:

– Давай оставим теологические диспуты тем, кто поумнее нас с тобой: церковникам Вышеграда да прочим попикам и синим чулкам. Наша работа заключается в более приземленных вещах. В Адском Котле зреют волнения.

– Знаю. Я там живу, если ты еще помнишь. Не знаю одного. С каких это пор Синод стали интересовать проблемы бесовского гетто?

– Бюро оберегает всех граждан Иерополя и расследует нарушение заповедей вне зависимости от чистоты адамовой генетический линии.

– На словах, – сказал Штейн. – На деле Синод будет рад, если все эти крысиные гнезда однажды сгорят дотла.

– Бюро Чистоты не подчиняется Синоду, – ответил Ломбарда без тени смущения.

Штейн парировал:

– Баррета, вероятно, тоже взяли на работу за успехи в учебе?

– Кстати, о Баррете…

За спиной Штейна послышались приближающиеся шаги.

– Вызывали, капитан?

Лицо Ломбарды посетила лукавая отеческая улыбка: