Екатерина Романова - Калмкорп. Очаг №9

– Даже не мечтайте! Ни за что! – мой голос был вполне уверенным, я готова была руку себе отгрызть, лишь бы они заткнулись. – вы не можете это вот так решать! Я ни за что не соглашусь!

– Мы можем и будем решать за тебя, тем более твои решения в последнее время просто отвратительные. То мы тебя всю ночь ищем, а ты у подруги, то вас пожарные с крыши снимают!

– Это, блин, самый жуткий в мире дом! Говорят, что там люди пропадают!

– Что ты выдумываешь? Может там еще Пиковая Дама – или во что вы, дети, сейчас верите?

Я была зла. Была наполнена ненавистью. Мне хотелось вылить на них столько же презрения, сколько и они на меня. Но неожиданно для себя просто расплакалась.

Они обрадовались. Я видела, как они обменялись взглядами, в которых было торжество. Опять им удалось сломать меня, продавить то, что они хотели.

Все, что я тогда могла сделать, чтобы почувствовать себя свободнее, я сделала. Отрезала волосы, выкрасила их зеленой краской, порезала джинсы, использовала самую яркую косметику. Пусть их встретят так, как они того достойны. Пусть там не думают, что у нас идеальная семья, как любят рассказывать мои родители. Пусть сразу продемонстрируют всем, что стыдятся меня. Чтоб не очень-то радовались, не строили свое счастье на моем горе.

Казалось, что им все равно. Они, конечно, хмыкнули, пожали плечами, но скандала, как обычно, не устроили. Наверное, надеются, что я в итоге сдамся.

Да, мне будет тяжелее без моих друзей, без школы, без моей комнаты.

Я кидала вещи в сумку и замирала над каждой, напоминающей мне о жизни, которую хотят отнять. Металлический браслет подруги, с которой мы сбегали с уроков, ярко-красная помада, которая мне так понравилась, что мой друг украл ее из магазина, несколько открыток, зажигалка, мятая футболка, которую мне подарили, чтобы я не забывала о нашей компании. Они предлагали мне сбежать и скрываться до восемнадцати лет, но лучше я посвящу эти три года мести. Если я пропаду, думаю, родители не станут переживать, ну или погрустят недельку. А находясь рядом с ними, я смогу портить им каждый день их жизни, пока не уеду учиться.

Ну, подумаешь, новый дом, я научусь сбегать по ночам и оттуда. А прогуливать новую школу просто обязательно, по-моему. Сами виноваты. Прикинусь бедняжкой, скажу, что новые одноклассники меня обижают. Что не могу завести друзей из-за токсичного воспитания. А старые обещали приезжать. Нечасто, конечно, но если чьи-то родители оставят машину без присмотра, они заберут меня, и мы поедем гулять по центру, будто ничего не изменилось. Может быть, я сама приеду к ним, это всего-то пара часов, сяду в автобус или маршрутку, что там ходит с окраины, и поеду.

Набив одну сумку вещами, я взяла вторую, побольше. Этот дом так далеко от города, там все будет новым, поэтому я хотела взять максимум из старого мира, чтобы чувствовать себя уютно. Что-то для украшения комнаты, что-то для себя, вроде этой мятой футболки от друзей. Надену ее в первый день в новой школе, и буду чувствовать себя спокойнее.

Я снимала со стен гирлянды, фотографии, картину с попугаем, нарисованную на каникулах, ловец снов, который мы плели вместе с мамой, когда у нас еще были хорошие отношения, даже большую картонную букву «З», украшенную бумажными цветами, которую мне подарили одноклассники на день рождения. Не знаю, найдется ли для нее такое же удобное место в новой комнате, как в этой.

Как же бесит, что мне ничего не рассказывают кроме того, что мы должны бросить все и ехать в этот «чудесный, полный перспектив» дом, далеко за городом, куда берут только таких «избранных» ученых, как мои родители. Они очень серьезно думают о своем научном будущем, а о моем настоящем не думают вообще.

Без моей художественной школы я не смогу поступить в тот вуз, в который хочу, и не буду учиться с друзьями. Они будут там вместе: учиться, веселиться, творить, но без меня.

Есть ли какие-то курсы рисования в доме, где, по словам моих родителей, есть все?

Школа, магазин, кафе – такой микрорайон мечты для биологов, где они смогут ковыряться в своих пробирках с утра до ночи, а я смогу, например, сдохнуть от тоски или сойти с ума от скуки.

Сборы, казалось, длились бесконечно. За свою жизнь я успела накопить много дорогих мне вещей, но теперь коробки и сумки заполняли все пространство. Я засыпала среди этого всего, стараясь запомнить трещину на стекле, люстру с розовыми цветами, звуки с улицы и запахи, доносящиеся с родной кухни. Папа с мамой что-то ели и шептались.

Я подумала, что у них очень радостные голоса. Странно, это всего лишь новая работа. Да еще и какими-то биологами, в лаборатории. В лесу. Что может быть скучнее?

«Только быть их ребенком», – ответил мой внутренний голос, и я уснула.

Утром меня разбудил запах еды. Я была очень голодная, поэтому спустилась вниз со своими сумками и поставила их у двери так быстро, насколько была способна.

Странно…

– Почему тут пусто? Где ваши вещи?

– Мы проснулись сто лет назад, – раздраженно ответила мама, – Они давно в машине. Ешь и сразу в путь.

Я пыталась не давиться овсянкой, но она лежала на моей любимой тарелке с медвежатами, из которой я ела сколько себя помню. Почему тарелку не взяли? Это первое, что должны были упаковать на этой кухне. Мне назло? Ждут что я спрошу? Попрошу? Чтоб можно было сказать, что я все еще маленькая и глупая и снова начать объяснять мне, что со мной можно не считаться. Они молчали о моей внешности, так что первой ссору я не начну.

Решено. Ни слова о тарелке. Испорчу их план.

Я почти почувствовала себя победительницей, но тут заметила Ми. Маленькая чайная ложечка с серебряным медвежонком на конце ручки. Она была у меня с самого рождения, у нее было имя! А сейчас она торчала в горшке с геранью, которую тоже не брали с собой. И моей ложечкой, моей Ми, мама утром поковырялась в земле и забыла ее там.

Я убедилась, что родители уже вышли, аккуратно вытащила ложку, отряхнула и спрятала в карман куртки.

Сумок у порога уже не было, видимо, отец и их погрузил в машину. Не было ни одного повода оставаться в квартире, поэтому я оглянулась, в надежде запомнить ее навсегда и закрыла за собой дверь.

– Ну наконец-то! – бубнил отец под нос.

– Пап, не начинай, сейчас опять будешь два часа возмущаться, что я не поддаюсь вашей дрессировке, будто вы меня из собачьего питомника взяли.

Мама мгновенно вскипела.

– Злата! Это уже невозможно терпеть…

Как же надоело слушать бесконечные упреки. Ну, простите меня, идеальные люди, что я такая, какая есть. Кричат и кричат. И ведь не надоедает им.

Я сжимала ложку в кармане и старалась не реагировать на эти провокации. Стоит мне сказать, что я думаю, родители начинают возмущаться и удивляться, вроде как не понимая, откуда такие ужасные, по их мнению, вещи берутся в моей голове.