Алексей Пейдус - Гераклейские сказки. Часть 2

Макар очнулся от своих мыслей и вдруг понял, что на улице уже довольно продолжительное время захлебывается от злобного лая Шарик. Ох уж эти кошки! Шарик их всегда терпеть не мог, а нынешние мартовские кошачьи страдания выводили из себя пса совершенно!

– Шарик, фу! – крикнул Макар, выйдя на веранду и слегка приоткрыв дверь, – Уймись уже! Ко мне!

На улице, под резкими порывами сырого ветра, задувающего с моря, клубился густой туман. «Как странно! – подумал Макар, – Сильный ветер и туман. Нечасто такое бывает!»

Хорошо, что фруктовые деревья еще только-только листики пускают: нет ничего хуже для весеннего цветения, чем холодные весенние туманы, которые губят весь урожай.

Обычно, услышав команду хозяина, гоняющий кошек Шарик прибегал сразу, виновато опустив к земле голову и крутя, словно пропеллером, лохматым хвостом. Но в этот раз Шарик подбежал к хозяину только на третий окрик.

– Ну, что разошелся? Замерз, бедняга? – сказал Макар, и запустил взъерошенного пса на веранду, – Ладно, погрейся, дружок!

Макар потрепал Шарика по голове и захлопнул входную дверь. Тот благодарно лизнул руку Макару, улегся на пол у двери, но продолжал вести себя беспокойно: то и дело вскидывал голову, тихонько взрыкивал, тянул носом воздух.

Похоже, это были не кошки: за оградой поселка бродил кто-то чужой. Вот, теперь и другие собаки всполошились, подняли лай-перелай на весь дачный кооператив.

Макар накинул куртку, вышел на крыльцо и прислушался. Следом вылетел Шарик.

Какой злой, какой холодный ветер! И туман еще этот… Ничего не разглядеть!

Макар немного постоял на открытом воздухе. Через некоторое время лай стих, и он опять вернулся в дом. Но не успел Макар заварить и выпить чашку крепкого ароматного кофе (пожалуй, главное удовольствие в жизни Макара!), собачий перебрех начался с новой силой, и всерьез обеспокоенный Макар снова выглянул на улицу.

Развиднелось. Туман начал расступаться, распадаться на отдельные клочья, уносимые ветром вдоль кирпичного заборчика, отделяющего сады от поселка. Собаки лаяли не смолкая, а Шарик скулил, глухо рычал и беспокойно терся о ноги Макара.

Со стороны шлагбаума на въезде в дачный поселок раздалось мощное низкое урчание мотора мусоровоза. Макар вдруг понял, что машина остановилась, не доехав до мусорных баков. Хлопнула дверь кабины, послышались громкие, встревоженные голоса.

Уже через минуту Макар выходил за поселковые ворота, предварительно пристегнув к сторожевой цепи Шарика, снова начавшего заходиться от лая.

У фонарного столба стояли трое мужчин в оранжевых робах – коммунальщики с мусоровоза. И было видно, что за ними кто-то сидит прямо на голой земле.

Один из коммунальщиков обернулся к Макару и энергично замахал руками. Тот быстро приблизился. За мужчинами, прислонившись к пролету бетонного забора, полусидела – полулежала худая, изможденная женщина в истрепанной и рваной одежде. Рядом с ней ползало, громко мыча и подвывая, странное существо, в котором Макар не сразу опознал девочку лет двенадцати, а может и старше, с плоским, одутловатым, перекошенным от страдания лицом.

По чумазому лицу непонятной девочки, одетой в ужасные лохмотья, текли слезы. Она бессмысленно тыкалась головой в тело женщины и то и дело принималась трясти ее за чахлые плечи своими непропорционально длинными руками. Женщина лежала неподвижно, с закрытыми глазами, из ее груди вырывалось редкое, хриплое дыхание.

– А-ма! А-ма!.. А-вай! А-вай! – хрипло ухала девочка и то и дело поворачивалась к стоящим над ней людям. В ее круглых глазах читались боль и тоска. И отчаяние. И мольба.

За спиной Макара хлопнула калитка, и раздались торопливые шаги: это выбегали на улицу разбуженные собачьим лаем люди, постоянно проживающие в поселке.

– Телефон! У Вас есть с собой мобильный телефон? – схватил за руку ближайшего мужчину Макар, – Звоните в скорую, быстрее!

Тело сидящей на земле женщины выгнулось дугой, она зашлась в приступе сухого и резкого, словно треск ломающихся веток, кашля. На разбитых, покрытых струпьями серых губах показалась кровавая пена. Женщина приоткрыла темные, словно обведенные черной краской глаза, и обвела мутным взглядом окруживших ее людей. Расширившиеся зрачки сфокусировались на Макаре.

– А… Вот и … нашла тебя… – с трудом прохрипела женщина и опять закашлялась. Тонкая красная струйка потянулась из уголка ее тонких, потрескавшихся губ, – Забирай… чудовище…

Женщина хотела, видимо, еще что-то сказать, но вдруг дернулась, как от удара электрическим током, глаза ее закатились, и она начала заваливаться на бок.

– А-ма-а-а-а! – страшно взвыла девочка и бросилась к бездыханному телу.

… А потом началась странно обыденная и какая-то вялая суета. Приехала скорая из города. Врач констатировал смерть и уехал. Потом полдня ждали участкового и оперативную бригаду. Оперативники осмотрели накрытое простыней тело, пожали плечами: их-то на кой черт вызвали? Других дел, что ли, у них нет, как окочурившихся нищенок по улицам подбирать?! А участковый, явно без особого рвения, долго заполнял протокол, составлял опросные листы, складывал готовые документы в мятый файлик.

Все это время странная девочка сидела у тела умершей, покрытого белой простыней, раскачивалась из стороны в сторону, глухо подвывала без слез.

А потом приехала труповозка, и два санитара погрузили тело мертвой женщины на облупленные носилки.

Макар боялся, что с девочкой в этот момент случится истерика, но она лишь проводила носилки тоскливым взглядом, а потом подползла к Макару и, сопя, уселась у его ног. В своих невозможных лохмотьях она вдруг напомнила Макару подстреленную птицу, опустившую крылья на землю и с покорностью ожидающую своей участи.

Подошел участковый, присел на корточки перед девочкой, взглянул ей в лицо, вздохнул, потом поднял взгляд на Макара.

– Что, совсем не говорит? ЗПР?

– Это как? – не понял Макар.

– Ребенок с задержкой психического развития.

– Наверное… – Макар неопределенно пожал плечами.

– Поня-я-ятно… – протянул участковый, достал из файлика чистый лист и, не вставая с корточек, опять что-то начал писать.

Девочка перестала сопеть, вытянула шею и с любопытством уставилась на синие значки, быстро появляющиеся на белой бумаге.

– У – ва! – вдруг промычала девочка и ткнула грязным пальцем в красиво выведенную участковым завитушку заглавной буквы.

– Что такое? – усмехнулся участковый и сунул листок под нос девочке – Тебе эта буковка понравилась? Вот, гляди. Я тут написал «Фи-о-лент».

– Фи..фа-фе? – оживилась девочка, – Фи-фа-фе!!!

Она восторженно захлопала в ладоши, и вдруг крупная слезинка выкатилась из ее круглого глаза, проскользила, оставляя мокрую дорожку, по серой от пыли щеке и упала прямо на красивую завитушку. Чернильная линия тут же расплылась.