Алисия Чарская - Ведьма, к ректору!

Три сестры были в балахонах разных цветов и с высокими капюшонами-колпаками, которые заменяли нам, ведьмам, остроконечные шляпы.

Да-да, ведьмы тоже стараются попадать в тренды, а мода не стоит на месте!

Светлый Ковен традиционно носил белые одеяния, то есть балахоны, одеяний то под ними не было, это я успела углядеть, пока мы по длинному темному коридору спускались в нижние помещения храма.

Темные сестры предпочитали черный цвет. И надо сказать, это было будоражаще. Черный стройнил и придавал таинственности.

Ковен справедливости выбрал яркий цвет – алый. Хотя в старые времена, как помню по истории, другие Ковены триады были против – красный испокон веков ассоциировался с инквизицией и епископами. Но сестры справедливости настояли, доказывая что цвет крови и очищающего огня лучше всех указывает на их миссию искать правду, быть беспристрастными и бескомпромиссными.

А по мне, им бы синий тоже подошел – все как одна ведьмы Ковена похожи на рыб, таких же невозмутимых и безэмоциональных.

Каждая из трех сестер несла факел. Одна шла впереди и двое сзади. Я чувствовала себя голой, хотя я и была голой, и под стражей. Не думают же, что я сбегу с собственной такой долгожданной инициации? Да я так рада, что её еще не отменили!

Когда мы спустились вниз, в круглое большое помещение, заполненное ведьмами трех Ковенов и теплым светом от факелов, я уже была согласна принести в жертву любого! Только бы быстрее определиться с Ковеном, стать ведьмой первого уровня и получить мою метлу! Поскорее бы!

Меня вели к центру, где стоял алтарь. За спиной сестры было не разглядеть, но там определенно кто-то возлежал.

Жертва для инициации? Может все же Прохоров Денис? Я же его имя загадала на ритуале смешивания. Вдруг внял голосу и пришел?

Понятия не имела, что происходит на инициации, но жертвы точно не погибали. Да, должна пролиться кровь на алтарь, бла-бла-бла, но ведьмы уже давным-давно никого не убивали сами. Изводили – да. Но руки не марали. Так что я подозревала, что мы уколем друг другу палец, произнесем по листочку соответствующее заклинание инициации и уроним по капельке крови на алтарь.

А потом сестра спереди отошла, открывая мне вид на алтарь.

Сердце упало.

– Матвей Павлович? – пропищала я.

Совершенно голый ректор лежал на алтаре привязанный за руки и за ноги к вбитым в пол четырем кольям.

– Ванеева! Слава богу! Звони… 911 звони, Ванеева! Вызывай полицию, пожарных и психушку! Вызывай срочно, Ванеева!

Я не могла отвести глаз от ректора, дергающего путы, напрягающего рельефное гибкое тело и раскачивающего своим внушительным отростком.

Тут такая ситуация, а он возбужден!

С ума сойти, я видела голого ректора!

Твою же мать! Он сам пришел?

Боже… Матвей Палыч же выпил зелье…

Сквозь шоковое состояние до меня стало доходить, что моей жертвой на инициации станет сам ректор. И я попятилась!

Вот тут стало ясно, зачем две сестры стояли у меня за спиной. Светлая вложила мне в руки кинжал:

– Держи, малышка, и удачи тебе с этим жгучем парнем.

– Да уж, размер ты выбрала внушительный, совсем себя не пожалела, – добавила Темная и подтолкнула меня к Матвею Павловичу.

– Я, что, должна его убить? – упавшим голосом спросила я, с жалостью напоследок любуясь извивающимся беспокойным ректором.

– Ванеева! Брось нож, поранишься еще! Срочно вызывай психушку. И полицию… Ванеева, ты что… Александра?.. Саша, очнись! Что ты делаешь?!

– Нет, детка, кинжал пригодится, чтобы освободить его от пут…

– Тогда он убежит.

– Не сразу. Сначала возьмет тебя. Садись на него сверху и начинай ритуал инициации. Сегодня он лишит тебя девственности, и ты окропишь алтарь своей кровью!

Нож выпал у меня из рук.

Лишусь девственности с ректором? Я к такому не готова… Он к такому не готов!

– С чего начинать? – шепчу я, не сводя взгляда с ошалевшего моим ответом ректора.

– Кровь подскажет, – шепчет в спину сестра и отходит к стене.

Теперь в центре только я и распятый на алтаре, несогласный и сопротивляющийся ректор. И мы оба голые.

Зачарование с Матвея Павловича спало, и он теперь не хотел быть послушным, а я не представляла, как буду лишать себя девственности с его помощью, если он сильно против. Попробовать договориться? Или приставить нож к горлу, чтобы лежал спокойно и не рыпался?

Я нервно сглотнула, переводя взгляд на огромный, торчащий член. Ой мамочки, вот не думала, что у ректора такой большой писун! Да я вообще о члене ректора не думала. А теперь инициироваться с ним буду…

Не спросила, запомнит ли Матвей Павлович события этой ночи. Оглянулась, но все сестры стояли по кругу у стен, с натянутыми наглухо капюшонами. Главная сестра чуть ближе с раскрытой книгой с заклинаниями тоже не смотрела на меня, на нас, а ждала начала ритуала, чтобы закрепить его словами-силы.

Только три сестры-наблюдательницы смотрели на меня, но стояли они у входа, слишком далеко, чтобы уточнить у них, что там с памятью.

Хотя… Как только я стану ведьмой, уж как-нибудь сама порешаю вопрос, если у ректора возникнут нежелательные воспоминания.

Так что начнем.

Подняла нож, заметив краем глаза, как дернулся ректор. Интересно, с жертвой разговаривать хоть можно?

– Не бойтесь, я вас не убью, – прошептала я, тут же оглядываясь и проверяя реакцию.

Сестры оставались все такими же спокойными и отрешенными. Ну ладно, значит, разговаривать я с ним могу.

– Кастрируешь, Ванеева?

Я нервно хохотнула, перекладывая кинжал к его голове, хотя сначала неосторожно положила ближе к бедрам.

– Нет, Матвей Павлович, что вы!

– Я тебе не доверяю, Ванеева. Что всё это значит? Где я?

– Ой, да не переживайте, Матвей Павлович. Сейчас мы с вами переспим немного, и вас отпустят домой. Хотя вы же не любите сидеть дома? А? Вам больше нравится по этажам общаг рыскать…

От легкой паники и ответственности перед инициацией, меня немного понесло. Я вообще очень болтливая становлюсь, когда волнуюсь. Это очень выручает на уроках и экзаменах – плету по теме и около темы, создавая впечатление, что знаю если не всё, то очень много! Но вот в вопросе с чего приступить при дефлорации, я оказалась совершенно не подкована. Нас с детства учили оберегать девственность до восемнадцатой Велесовой ночи, а не лишаться её.

Ректор тоже был в панике, иначе из всего моего словесного поноса вычленил бы главное, что останется жив. Но он переспросил другое:

– Немного переспим? – язвительно усмехнулся он. – А можно переспать много, Ванеева? Долго к этому готовилась? Почему я ?

– Вы тут случайно, я вообще Прохорова хотела…

– Ну конечно! – перебил меня Матвей Павлович, отворачиваясь с презрительной миной на лице.