Шанжан Тряпье - Улицы Магдебурга

Опять порвался красный мяч, и после матча Уве пошел в мастерскую Ланге. На щеке у него красовалась ссадина от ботинка, а перед глазами стоял растрепанный Реджинальд Краузе, проклятый сын адвоката, норовящий украсть у Уве всю его жизнь.

– Добрый день, герр Ланге! Вы почините наш мяч? – крикнул Уве в глубины мастерской.

– Ищите Готфрида, – раздалось из-под машины, – Он как раз на станке.

Уве перешагнул через ноги Ланге и отправился на поиски. Герр Готфрид улыбнулся Уве и взял мяч.

– Нет ли у вас пластыря еще и для меня, герр Готфрид? – спросил Уве.

– Могу завулканизировать, – не оборачиваясь откликнулся тот, – Но тогда тебя девушки не будут любить.

– Меня и так не любят, – вздохнул Уве, – Как же так?

– Главное, чтобы ты любил.

– Вы думаете? – с некоторым сомнением произнес Уве.

– Можешь быть уверен, – серьезно отозвался Готфрид.

Заявление вызывало некоторые сомнения. Много ли счастья принесла ему проклятая любовь к молодому Краузе, если это можно назвать любовью?

– Почему не бывает пластыря для разбитого сердца?

– Если такой и существует, – усмехнулся Готфрид, – То искать его надо у аптекаря Мюллера. Сходи лучше к нему. А твой мяч побудет у меня. Боюсь, ему надо немного отдохнуть от ваших ботинок.

Уве с сомнением воспринял совет, но решил послушаться. Возможно, за ним стоит нечто большее, чем покупка пластыря.

– Вам не нужен пластырь, юноша, – сказал аптекарь Мюллер, – Если вы заклеите ссадину, останется след. Сейчас я посыплю порошком, и не вздумайте смывать его или тереть лицо руками.

Уве покорно подставил лицо. У аптекаря Мюллера была репутация человека, который понимает что к чему, и точно знает, с какой стороны хлеб мажут маслом. Щеку немного щипало, но мужчины должны уметь терпеть такие вещи.

– Если вы поможете мне в одном деле, я не возьму с вас денег, Уве.

– Конечно я помогу вам и просто так, герр Мюллер, – ответил Уве, – Мне совсем не сложно. А сколько я вам должен за порошок?

– Совершенно ничего, если вы пойдете мимо дома Краузе.

– А в чем дело? – растерянно спросил Уве.

Он не собирался идти мимо дома Краузе, но не мог отказаться от соблазнительной возможности заглянуть в гости.

– Я попросил бы вас передать пакет Реджи.

– Конечно, я передам.

Держа в руках небольшой пакет с надписью «Молодой Реджи», Уве Штольц шагал вниз по Обстгартенштрассе к дому Краузе. На крыльце он еще раз проверил, правильно ли отвернут воротничок рубашки и не торчат ли волосы. И позвонил. Дверь открылась.

Перед ним стояла точная копия Реджинальда Краузе в голубом платье. Заколотые волосы были немного растрепаны, в одном ухе не доставало сережки и ее девушка держала в руках. Наверное, она одевалась перед зеркалом, когда он позвонил.

– Привет, – выговорил Уве, чувствуя, что жаркая краска подступает к его лицу, а сердце начинает колотиться, как безумная птица.

– Привет, – так же, как ему показалось, растерянно ответила девушка.

– У меня пакет для Реджи, аптекарь Мюллер послал.

– Спасибо, – она протянула руку, – Давай его сюда. Я Реджи.

– Ты Реджи? Ты тоже Реджи? – опешил Уве.

– Да, я Регина, сестра Реджинальда, – она засмеялась, – Видишь, написано – молодой Реджи. Если бы это было брату, было бы написано – молодому Краузе.

– Я Уве Штольц, – произнес Уве, отдавая пакет, – Ты не хочешь пойти со мной на танцы сегодня вечером?

Рейнхард хлопнул дверью. Надо было собирать чемодан. Снова! Герр Вебер, главный редактор, снова посылал его и никого другого! Ну почему? Потому что у него нет семьи, вот почему. Никого не волнует, что у него есть Готфрид и Марике. У него нет жены и детей, вот только что важно для Вебера. А он, Рейнхард, вместо приятных выходных, должен лететь в городок, где наверняка нет даже аэропорта, только потому, что Веберу нужен материал. Нечестно. Но что и когда было честно в его жизни? Он заставил себя подняться и идти наверх. Не надо было просить Готфрида забросить его чемодан на шкаф.

Когда он уже снял чемодан и разложил вещи, внизу хлопнула дверь. Через пару минут Готфрид вошел в комнату с чашкой кофе.

– Это как себе? – спросил Рейнхард, – Или с молоком?

– Как себе, – ответил Готфрид, проглатывая вопрос.

Он улыбнулся и сел рядом на пол возле чемодана, поставил чашку. Рейнхард благодарно кивнул. Готфрид по-прежнему не говорил, только отвечал на вопросы, и если он не хочет свести его с ума, то лучше рассказать.

– Вебер посылает меня в девятьсот последнюю дыру, – пожаловался он, – Писать про ловцов жемчуга. Как будто я не могу написать это из головы! Там даже аэропорта наверняка нет.

Готфрид покачал головой, сжал руки. И вдруг поднялся с пола одним ладным движением, встал на табурет и достал с верхней полки шкафа дорожную сумку. Рейнхард допил кофе. В самом деле, сумка будет уместнее. Зачем много вещей в приморском селении, где даже нет аэропорта? Готфрид редко бывал неправ.

Аэропорта не было. В девятьсот последнюю дыру Рейнхард приехал в старом лендровере, с дурацкой шляпой на голове. И только когда закрыл за собой дверь комнаты в пансионе, понял, что Вебер сделал ему огромный подарок, отправив в командировку именно его, хотя любому женатому человеку она пригодилась бы намного больше. Небольшое приморское селение, крошечный бар, и лодки на акватории за пирсом. Отпуск!

Утро Рейнхард уже встречал на пирсе с ловцами. Они прыгали в лодки, у них были кривые ножи для раковин, сетки, камни на веревках, которые позволяли погружаться мгновенно. Они были смуглые и тонкие. Он напросился в одну лодку и ловец, усмехнувшись, пустил его на весла. Забота была довольно простая – грести пока не скажут, выкидывать камень за борт и вытягивать, когда ловец дернет дважды. А между этим держать ладонь на веревке не снимая, чтобы не пропустить рывок.

Ловец молчал и смеялся, напоминая ему Готфрида. Каждый раз, вываливая раковины на дно лодки, он протягивал Рейнхарду кривой короткий нож и предлагал открыть одну раковину на выбор. Рейнхард выбирал и открывал, там всегда были моллюски и больше ничего. Остальные раковины ловец потрошил на берегу, иногда находил жемчужины. Рейнхард внимательно наблюдал, но не мог выделить признаков жемчужных раковин. Потом ему пришло в голову, что если бы признаки существовали, ловцы бы уже знали их и никогда не вытаскивали бы пустых раковин.

Командировка напоминала кусок янтаря с застывшей букашкой, бесконечная и мгновенно короткая. Рейнхард каждое утро произносил благодарность Веберу за то, что отправил его сюда. Он научился плавать как морской змей, не боясь запутаться в веревках и сетках, загорел и облез за два дня, стер руки канатом и веслами и был бездумно счастлив.