Шанжан Тряпье - Улицы Магдебурга

Эдна дождалась, пока он заснет, и осторожно выбралась из постели. Решительно взялась за вентиль батареи, накинула на голые плечи шаль и села за стол. Завтрашнее утро совсем скоро, а Дитер без нее не замерзнет. Два часа у нее есть. Она налила горячего чаю и погрузилась в цифры.

Разводиться Дитер не собирался, и Эдна не собиралась разводить его в женой. Как-то так получилось, что им хватало того места, которое мироздание оставило свободным в жизни обоих друг для друга. Он не представлял Эдну Рихтер в роли своей жены, и более того, он не хотел представлять. Дитер подозревал, что и Эдна не горит желанием гладить его рубашки и готовить ему завтрак, а еще ездить к его родителям, присутствовать на университетских приемах, покупать продукты на неделю вперед и вести домашнюю бухгалтерию. Здравый смысл подсказывал ему, что Эдна, разумеется, и так делает большую часть этих вещей. Но не для него.

Берлин ждал результаты утром, и Эдна добросовестно перебирала цифры, сосредоточенно щурилась, иногда поглядывая над крышкой ноутбука на усталое любимое лицо. Присутствие Дитера не отвлекало ее и не мешало, напротив, ей было спокойно, когда он был рядом. Чутье обычно подсказывало ей, когда ждать его пробуждения, и к этому времени она закрывала крышку и ложилась обратно, прижималась к его теплому телу и делала вид, что так и было.

Перелистывая страницы, Эдна другой рукой отломила кусочек пирога и сунула в рот. Где-то здесь ошибка, она чувствовала ее нутром, и теперь кружилась по страницам, отыскивая червоточины в расчетах. Чувство сродни азарту охватывало ее. Ошибки радовали Эдну, ошибки говорили, что она не даром ест свой хлеб, что Дитер Бланк не просто так сейчас лежит в постели один, что вся ее жизнь имеет вескую причину. Эдна Рихтер нашла ошибку и с жестоким удовольствием выделила ее красным. Сохранилась, сняла резервную копию, записала цифру на листке, подсунутом под ноутбук, в колонке таких же цифр, возле каждой из которых стояли одной ей понятные крестики и буквы.

Пойман и убит. Она подобрала пальцем крошки с тарелки и сунула в рот.

Подняв глаза, она вдруг наткнулась на взгляд Дитера. Он не произносил ни слова, никак не показывал своего бодрствования, только смотрел. Он уважал ее дисциплину. Дитер Бланк понимал, что если его обаяния хватило, чтобы молодая амбициозная женщина поехала за ним в другой город, то уж на ее работу, которую ей удалось сохранить, ему покушаться совсем не следует.

Ему доставляло особенно удовольствие видеть, как Эдна переключается с работы на него, как гаснет охотничий блеск в глазах, разглаживается морщинка между бровей, как вместо безжалостного аудитора перед ним в течение одной минуты снова появляется молодая полуобнаженная женщина, влюбленная, веселая.

– Кофе хочешь? – шепотом спросила она.

– Очень хочу, – таким же шепотом ответил он, откидывая одеяло, – Но немного позже, ладно? Иди ко мне.

Эдна встала. Она прекрасно знала, как она хороша, как красиво соскальзывает шаль с голых плеч, как призрачный свет уличного фонаря подсвечивает сзади ее волосы. Волоча за собой шаль, словно павлиний хвост, она медленно приблизилась к постели, поставила колено рядом с его бедром, наклонила голову и вызывающе закусила губу. И вдруг накинула шаль на плечи и отскочила, засмеялась. Дитер протянул руку, но не успел.

– Вернись…

Шаль упала на пол. Нагретая постель, и теплое ото сна тело, такое знакомое и любимое, и горячие руки встретили ее, и вскоре одеяло было откинуто в сторону, а в комнате стало слишком жарко.

По прежнему в одной шали, Эдна Рихтер варила кофе в маленькой джезве, пока Дитер Бланк одевался, затягивал галстук и шнуровал ботинки.

– Как бы я хотела сварить тебе кофе утром, – она присела напротив, вороша волосы рукой, – Всего разок, на большее меня не хватит.

– А мне больше и не надо, – неожиданно серьезно он посмотрел на нее над краем чашки.

Эдна счастливо засмеялась, встала и обняла его сзади за шею, поцеловала за ухом.

– Много работы? – он деликатно кивнул в сторону ноутбука.

– Ужасно, – она скрестила руки на его груди, – Придешь в четверг?

– Ну конечно, – он встал и крепко поцеловал ее, как будто прощался не на два дня, а на годы.

Она сунула ему в руку портфель, поправила воротник пальто, импульсивно прижалась всем телом.

– Береги себя, мой хороший.

Эдна подошла к окну, стягивая шаль на груди. Дитер вышел из подъезда, завернул за угол Винкельштрассе. Знал он, или нет, что она смотрит ему вслед, ни разу он не оглянулся. Она вздохнула и улыбнулась, покачала головой. Дитер Бланк, заботливый и трепетный любовник, чуткий и страстный в постели, выходя из этого подъезда вероятнее всего, становился совершенно другим человеком, которого она, по существу, совершенно не знала. Человеком, для которого долг и честь не были пустыми понятиями, но который нашел в своем уме невесомый баланс, уравновешивая свою жизнь.

На перекрестке Винкельштрассе и Умгекерт около светлого круга от фонаря стоял человек. Просто стоял, сунув руки в карманы короткого пальто, не глядя по сторонам. Эдна на минуту задумалась, что он здесь делает, ждет ли кого-то, или думает, куда направиться. Что-то не давало ей отойти от окна и вернуться к работе. Человек проявил признаки жизни, поправил шарф, посмотрел на часы, вытягивая руку высоко вверх, чтобы вытащить запястье из рукава. Он точно кого-то ждет, решила Эдна, прислоняясь к стене. Интересно, дождется ли. Как можно заставлять человека ждать так долго. Она снова согрела чайник и вернулась к окну. Человек постоял еще немного, а потом пошел прочь.

Острое чувство жалости, совершенно чуждое аудиторам, но хорошо знакомое влюбленным женщинам, кольнуло Эдну. Если бы она была одета, выскочила бы на улицу, но она только обхватила горячую чашку ладонями и крепче завернулась в шаль. Он безнадежно удалялся по Умгекертштрассе, она смотрела вслед. Дитер никогда не оглядывался. А этот человек вдруг круто развернулся и посмотрел назад, в ее сторону. Еще молодой, отметила Эдна, замирая. Но того, другого, кого он ждал, не было. Он сунул руки в карманы и зашагал быстрее, вскинул голову.

И Эдна Рихтер почувствовала смутную необъяснимую общность с этим человеком.

Эмрис повадился пить джин по утрам. Выпивал рюмку, едва поднявшись с постели, и от этого большую часть дня пребывал в хорошем настроении. Уровень беспорядка в доме критически возрос. Эрика всячески пренебрегала тем, чтобы убирать свою одежду в шкаф, и утро начиналось с того, что Эмрис вешал на плечики шёлковые платья, снимал с крючка в ванной кружевное бельё, складывал в шкатулку украшения.

Такое бывало только изредка с тех самых пор, как они двое помирились после этапа противостояния. Тогда оба измывались друг над другом в полную силу. В ход шло всё: чёрный лак для ногтей, броский грим, провокации различного рода. Впрочем, они всё-таки держались в рамках, и черту допустимого не перешёл ни один. А потом оба как-то разом повзрослели, и им просто наскучило заниматься друг другом. Ведь кругом было столько интересного! Окончание периода ознаменовалось покупкой дорогого белья. Эрика купила ему ворох серых трусов с отпечатком ладони, а Эмрис ей гарнитур из алого кружева. После обмена подарками оба остались довольны собой и друг другом.