Андрей Кулинский - Сны, увитые омелой

Мысли об Абеле всегда вызывали в Ноа целый всплеск чувств, главными из которых были возмущение и восхищение. Возмущали ее его человеческие качества, он был весьма циничным, выдавая свое человеконенавистничество за практичность, его взгляды на мир напоминали взгляды джентльмена конца девятнадцатого века. Например, однажды во время беседы с уважаемыми профессорами на одной из конференций был поднят вопрос о жителях индейских гетто.

– Свобода и порядок их развратила, – заметил Абель. – Времена, когда они были рабами, не так уж плохи, да им приходилось тяжело работать, но не было пьянства, за ними присматривали, не было разгула преступности. Я отвергаю любую теорию об интеллекте людей в зависимости от расы, но вдумайтесь, ведь есть еще менталитет, культура, и что лучше для них, свобода или тюрьма?

Он говорил это, покачиваясь на кресле, покуривая трубку, дым которой задерживался в его никотиновых усах. Профессора глядели на него напряженно, повисло молчание. Ноа сидела рядом с Абелем тогда и жалела, что земля под ней не расплавилась и она не провалилась куда подальше от того места.

Должно быть из-за подобных слов и мыслей Ноа начала презирать в Абеле все. Усы, небрежную прическу, трубку, даже манеру одеваться, всегда вызывающе, как щеголеватый денди, а иногда как расхититель гробниц. "Отчего же ты не можешь одеть простой скромный костюм, когда всего лишь идешь на свои лекции?" – порой думала Ноа. А еще она ненавидела то, как много людей стремились завести с Абелем хорошие отношения, как влюбленно смотрели на него многие женщины, и как он отвечал, например, на флирт студенток, будучи женатым, хоть недавно его жена все-таки подала на развод, не выдержав количества измен.

Другое чувство, восхищение, сменяло ненависть, когда Ноа думала о научной деятельности Абеля. К тридцати четырем годам он построил безупречную карьеру профессора по орнитологии, его исследования были посвящены древним нелетающим птицам, а самым громким событием, связанным с его именем, было обнаружение нескольких скелетов Titanis walleri в одной из пустынных пещер в глубине запада. Все, за что бы он не брался, оканчивалось положительным результатом, вот поэтому Ноа и удивилась, когда он взялся за эту историю с птицами Келенкен, якобы живущими в здешних лесах у озера и поднимающимися к городу вместе с туманом. И когда он предложил ей участие, она согласилась. Она была старшим научным сотрудником, имела докторскую степень и хотя ее исследования касались птиц ныне живущих, иногда Абель приглашал ее для участия в своих проектах, а на этот раз сказал, что без нее результата не будет вовсе.

"Самомнение, мой порок" – шепнула себе Ноа, когда они разгружали машину. Два домика стояли на берегу, был уже вечер и от зеркальной глади озера веяло холодом. Хотелось скорее занять себе местечко в доме, помыться и прилечь на чистые простыни после утомительной дороги, и хотелось еще посмотреть на природу вокруг. Солнце едва окрашивало каемки облаков закатным свечением, но в тихом накатывании волн на берег это свечение набирало магический блеск.

– Этот берег закрыт для местных, тут только туристы, – сказал Абель.

Он подошел так, что Ноа, увлеченная закатом, застывшая с кипой книжек в руках и дорожной сумкой за спиной, его не заметила.

– Представляешь, я читал, что они объявили эту зону природоохранной и всех местных, кто разводит тут костры, они арестовывают. А нам можно будет, потому что мы заплатили за эти два домика и зрелище восходящих по птичьей трапе Келенкенов.

– Келенкен, – поправила она. – Значит, ты уверен, что это всего лишь приманка для туристов, как Лох-Несс?.. Но ведь мы не живых птиц ищем?

– Ты права. Я не озвучивал это при всех, но когда позвал тебя, рассчитывал, что ты поймешь все сама. Конечно, эти местные дельцы раскопали где-то захоронение Келенкен… – на холмах по дороге, далеко от них замаячили фары второй машины и Абель на миг прервал свою речь, – я расскажу тебе позже, Ноа, расскажу тебе все, как есть. А пока пойдем занимать комнаты получше. Тут два дома, один пусть будет женским, во втором разместимся мы с Тео.

Сонливая Лорена успела уже занять одну из двух комнаток женского дома и теперь ее песни из душевой омрачали настроение Ноа. "Сколько придется мне прожить с этой глупой курицей?" – ругалась Ноа про себя.

Она разложила книги на полу у тумбочки, внутри которой было всего то две полочки под документы, бросила к шкафу дорожную сумку и первым делом застелила свое белье поверх того, что было уже на кровати. С виду чистое, но в таких домиках всегда на кроватях что-нибудь присохшее и еще бывают клопы. В доме еще была кухня, но есть Ноа не хотелось, а еще ей не хотелось, чтоб кто-нибудь разбудил ее, если вдруг будет общий ужин. Она сменила дорожную одежду на мягкие спортивные штаны и футболку и легла на кровать. Голос Лорены, прежде нервирующий ее, превратился в монотонное гудение и Ноа заснула.

– Дура, ты что наделала?! – закричала Лорена и Ноа подскочила на кровати.

– Не беси меня! – кричала в ответ Шейла.

Ругань доносилась до Ноа из-за стенки.

– Отпусти! Я все равно не отдам!

– Ну и вали!

Громкий удар по полу, и снова кричит Лорена, теперь в ее словах больше брани, и "дура", самое мягкое слово. Через несколько секунд в дверь постучались.

– Войдите, – ответила Ноа, сама не зная зачем, сжав кулаки. Это была Шейла, лицо ее покраснело, но всем видом она старалась высказать спокойствие.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответила Ноа.

– У этой дуры номер для двоих, – слегка задыхаясь, начала Шейла.

– Так…

– И она зачем то положила оба матраса на свою кровать…

– Что? – Ноа, все еще сжимая простыню в кулаках, нервно усмехнулась.

– Вот. Я зашла расположиться в номере. В нашем доме так – две комнаты, одна вот эта ваша одноместная, вторая двухместная, и эта…

– Лорена… Она наш химик кстати…

– Да?.. Она стянула матрас со второй кровати и положила на свою два, потому что ей жестко видите ли… А на моей только сетка и та вся расцеплена…

– Расцеплена? Скакали на ней что ли?

– Да, в таких номерах как раз скачут…

Они обе замолчали. Ноа прежде лишь пару раз пересекалась с Шейлой, но знала, что университет награждал ее за научные достижения. Шейле не было еще тридцати, она была невысокой брюнеткой с темной кожей и зелеными глазами, кажется ее родители приехали с востока… из Ирана?

– Что ж, у меня в комнате немного места, но нам хватит, – сказала Ноа. – Пойдем, перетащим сюда эту поломаную кровать и заберем твой матрас.

– Не хотелось бы мне идти к этой бешеной… Кажется, я ее нечаянно толкнула…

– И где же ты будешь спать?

Шейла прикусила губу.

– Пойдем к Абелю, – сказала Ноа, почувствовав, как на ее шее сжимается удавка чужой проблемы.