Геннадий Башунов - Могильщик. Не люди

– Культ Единого возник недавно, уже после войны, – заметил Краг. – Мне об этом один жрец рассказывал, когда я ещё в городской страже был.

– Потому-то его последователи самые злые и нетерпимые, – с деланой печалью проговорил Кронле.

От этой гримасы у него даже как будто прибавилось шрамов.

– И Низвергнутого ты сам придумал?

– О, нет, это не я. Видишь ли, я и сам когда-то был жрецом, но большую часть времени проводил за кружкой с вином, а не за изучением всех молитв, легенд и преданий, потому-то имена его братьев я и позабыл. Но погубило меня не это, а то, что меня прихватили с прихожанкой во время… молитвы. Замужней прихожанкой, а я ведь ещё и обет безбрачия давал. Представь себе, за этот смертный грех меня… – сказитель сделал паузу, чтобы глотнуть эля, – выгнали из храма. А за то, что я рассказал в присутствии служителей Единого о том, что их бог – внебрачный сын Красного, получившийся от противоестественной связи, меня хотят сжечь. Где жизненная справедливость? Я же не давал Единому никаких клятв. И не дам.

– Не слишком-то тонкая работа, – заметил Велион, занятый до этого исключительно тарелкой с тушёной репой.

– Это были пьяные жрецы, сам я тоже был пьян, и большая часть людей в той таверне. Я, если честно, очень удивлён, что про меня вообще вспомнили и до сих пор хотят сжечь.

– Это же богохульство, – сказал Краг.

Он чувствовал себя неуютно от этого разговора, проходящего, к тому же, в таком людном месте. Но, кажется, до них никому не было дела.

– Для жрецов Единого – да. А вот их «братья» из культа Отца и Матери – святые люди! – очень громко смеялись и просили рассказать что-нибудь ещё и обязательно про Единого. – Кронле залпом допил кружку. – Ох, наконец-то эль смыл кровь. Теперь можно приложиться к бочонку как следует, чтобы притупить боль.

– И всё равно это неправильно.

Кружка замерла на полпути ко рту провокатора. Он сощурился и поинтересовался:

– Ты, случаем, не в Единого веришь?

– Молился ему какое-то время. – «То время, пока ждал своего конца в ловушке под названием Айнс». – И иногда продолжаю обращаться к нему за советом.

Кронле пожал плечами и отпил, наконец, эля.

– Если хочешь, могу принести тебе извинения. Я не со зла. Но не скажу, что никого не хотел обидеть.

– Да ничего, – отмахнулся Краг, – я не фанатик. К тому же, я знаю – всё, что ты говорил, неправда.

– А твоего бога, друг Велион, я не обидел?

– Нет, – сухо отозвался тот, разобравшись с репой и смакуя эль, – иначе ты бы уже был мёртв.

– От твоих рук? Не верю.

– Нет, не от моих. Мой бог убил бы тебя.

– И что же это за бог такой, карающий даже на нашей бренной земле? – Кронле вновь скептически сощурился.

– Случай, Удача, Невезение, Стечение обстоятельств, Трагическое несчастье, – у него много имён, – с усмешкой ответил Велион.

Краг хмыкнул, а Кронле даже хохотнул.

– Что ж, такого сильного бога я обижать не намерен. Давайте выпьем за него, пускай следующая остаточная магическая… магическая… херь меня не убьёт. Боги, Велион, откуда ты берёшь эти слова?

– Остаточная магическая эманация, – подсказал Краг.

– И его научил, – опечаленно покачал головой сказитель. – Это что же получается, мне в следующий раз каждая кухарка начнёт этими эманациями в рожу тыкать? Кому тогда истории рассказывать? И, если честно, я не совсем понял, в чём суть этих эманаций. Краг, дружище, не расскажешь?

Краг едва сдержал усмешку. Он понимал, что мозгов у него сильно меньше, чем у того же Велиона, да и, скорее всего, у Кронле, но в этот раз сказителя и жреца уел бывший стражник. На что жрец, кажется, обиделся.

– Суть их заключается в том… – начал Краг с умным видом, но запнулся. – В общем, это как будто возвращаешься с вечернего построения, а казарма до сих пор воняет пердежом от горошницы, которую давали на ужин.

Кронле вытаращил глаза и заржал, Велион усмехался в тарелку.

– Суть уловил правильно. Прости, друг Краг, мне показалось, будто ты не совсем понимаешь, о чём говоришь. Но теперь буду знать – попусту ты не болтаешь. Нужно иметь большую мудрость, чтобы объяснять столь сложные понятия столь… незатейливо. За это и выпьем.

– Выпьем.

Гул в обоих залах нарастал. Откуда-то появились бродячие музыканты, затянувшие разухабистую песню про короля Гризбунга. Кронле достал серебряную полушку, и на их столе махом очутился бочонок с элем и кувшин вина. Служанки и шлюхи становились всё привлекательней (поменяли их к вечеру, что ли?), и вскоре Краг забыл обо всех каменщиках и их богах.

– … так вот представь, эти два могильщика, – заплетающимся языком рассказывал Кронле, – говорю тебе, совсем пацаны, отправились прямо к жерлу вулкана, чтобы выбросить перчатки и избавиться от проклятья. К самому Огненному Клыку! Говорят, было их поначалу девять, но это брехня. Будут ещё рассказывать, что дрались они и с разбойниками, и с королевскими войсками, но это тоже брехня. А я рассказываю правду, потому что историю я слышал от их знакомого торговца антиквариатом. Двое их было. Только потом уже увязался за ними какой-то уродец из местных, проводником. Хрен его знает, что там произошло, уже на вулкане-то, но вернулись только могильщики, причём, одному из них кто-то откусил палец. И вернулись без перчаток. Я думаю, проводник решил забрать перчатки одного из них себе – там неподалёку могильник такой хороший есть… как его там… Не помню. В общем, всё у них получилось.

– И что, избавились от проклятья?

– Хрен его знает, всего полгода прошло. Будем в тех краях, нужно узнать. Эй, друг Шрам, ты уже спишь, что ли?

– Нет, – промычал Краг, не отнимая лица от столешницы, и через секунду уснул.

Дорога чёрной змеёй уходила к горизонту. Там уже виднелся конус Полой Горы, чью вершину последние семьдесят лет покрывал не рассеивающийся даже во время сезонных бурь туман. Возможно, из-за этого тумана никто и не совался в Бергатт. Или, сунувшись, не возвращался, чтобы рассказать, хорош ли там хабар.

Они шли уже третий день. Местность становилась менее обжитой. Довоенный тракт нёс на себе всё больше следов разрушений, и в конце концов, могильщикам пришлось свернуть на новую земляную дорогу. Старый тракт, выложенный идеально подогнанными плитами размером с телегу, не разменивался по мелочам, насквозь пробивая дремучие леса и даже холмы. Дорога, проложенная после войны, струясь между рощицами и заброшенными руинами, частенько пасовала даже перед большими камнями, виляя между ними, как петляет трусливый заяц, убегая от лисицы.

«Когда-нибудь, – сказал как-то Кронле, – и мы научимся строить хорошие дороги». Краг в ответ недоверчиво хмыкнул. Что-то не верилось. Всё измельчало со времён прадедов. Строить тогда умели куда лучше, чем сейчас. И не только строить – высекать скульптуры, сажать рощи, рисовать картины, вообще всё умели лучше. В том числе, воевать и убивать. Чернеющие в полумиле слева руины каменной крепости очень красноречиво говорили об этом.