Полина Гриневич - Открытка с дождем

Но сегодня, затерявшись среди всех этих беспечно-веселых людей вырвавшихся из мартовского сумрака в тепло первого дня раскрашенного летними красками, дня щедро наполненного настоящим теплом и настоящим светом можно отбросить все мысли. Все всякие мысли. Можно просто впитывать жизнь как в детстве, подняв лицо к солнцу и закрыв глаза ладошками. Стоять и ощущать, как тепло лениво поднимается по венам. От пяточек, утонувших в невесомых, надышавшихся жара песчинок, прямо к сердцу.

Как обычно, туристы кормили пару лебедей, важно ступающих у самой кромки воды. Стая чаек нерешительно хлопотала рядом, то подходя чуть ближе, то взлетая, словно в страхе, то опускаясь на воду вблизи горделивой пары. А те продолжали принимать от людей дары с истинно королевской грацией.

Я некоторое время тоже стояла и любовалась царственными птицами, но они даже не косились в мою сторону, ведь в ладонях не было ничего, что могло бы их заинтересовать.

Согретая необычным для этого времени года теплом масса отдыхающих на Сопотском Моле лениво фотографировала эту сцену, также как и все остальное вокруг. Иногда, разомлевшим на первом в этом году, настоящем солнце, людям надоедали всевозможные селфи, и тогда мужчины пытались украдкой фотографировать уже совсем по-летнему одетых девушек. Кусочек чужого тепла, который останется только у них и будет жить своей особенной жизнью, может быть очень долго. Хотя возможно неудачливый фотограф, скривившись, сотрет кадр уже через несколько минут. Или наоборот, эту фотографию увидит кто-то другой и придумает целую историю о мужчине и девушке.

В этот момент я поняла, что уже совершенно неприлично опаздываю и запрыгала на одной ноге стараясь стряхнуть прилипшие песчинки.

Ветерок с моря окутывает совершенно необыкновенным запахом. Какой же это апрель? Я вдыхаю воздух лета и чувствую, что еще секунда и смогу взлететь в этом невероятном потоке, отдаться ветру подобно белому воздушному змею. Сейчас встану на цыпочки, оттолкнусь кончиками пальцев от разомлевшей на солнце песчаной дюны и поплыву. Рядом с невесомыми облаками, такая же светлая и беспечная в этом нежном бризе.

Щелчок затвора фотоаппарата заставил замереть на мгновение, а через секунду я уже решительно направляюсь к фотографу, который, кажется, удивился, видя такое недовольство на моем лице.

– Пани! Пани не должна так сердиться пока не увидит фото. Клянусь, это шедевр.

Я замерла буквально в шаге от мужчины, почти упершись в его грудь с накачанными мышцами под разлетающейся курткой. “Опаздываю! Да, да!”

Нормальная, ответственная девушка должна, обязана сделать шаг в сторону, не оглядываясь, пересечь парк с дурацкими скульптурами и через пять минут быть на паркинге у лютеранской церкви. У своего желтого жука, с нетерпением ожидающего меня уже столько времени впитав весь этот яркий свет.

Но я остаюсь и поднимаю голову. У него серые глаза, а может быть почти голубые. И он смеется, рот до ушей. Счастливый такой и я тоже улыбаюсь. Совершенно по-глупому, может это весна так действует, глупые птицы на берегу. Глупая я.

– Вот, смотрите.

Он поворачивает свой аппарат, в объективе я вижу живую себя. Действительно живую. Может быть сегодня день такой, а может просто время пришло?

– Как тебя зовут?

Молодой человек делает еще один снимок, и я просто не могу не рассмеяться прямо в объектив. Что такое происходит с тобой Вероника?

Щелк, щелк, щелк. Японские объективы огромные, дорогие. Я, кажется, даже пытаюсь изобразить что-то перед камерой. Хотя в джинсах, закатанных до колен и с растрепанными волосами это трудно. Но я, почему-то снова улыбаюсь. Где-то за спиной волна набегает с тихим шепотом, потом еще одна.

– Михал. Михал.

Михаил. Нет, с этим именем меня ничего не связывает. Может быть пока. Я сажусь на доски на тропинке и пытаюсь натянуть эти ужасные кеды. Почему я выбрала этот цвет? Смотрю искоса. Боже, сейчас решит, что строю ему глазки! А он продолжает фотографировать, делая кадр каждую секунду. И в этом я ощущаю какую-то странную близость. Мы еще не знакомы, но он уже знает обо мне так много. Во всяком случае, так много меня останется у него.

Так просто невозможно. Что-то надо сделать. И солнце светит прямо в глаза, заставляет жмуриться совершенно глупо, так как это делала кошка дома. Дома. А сейчас дома нет.

– Пани! А Пани как зовут?

Странно, может быть это апрель виноват, а может быть подруга права, просто устала и мне необходимо лето. Хотя вполне возможно мне необходимо совсем другое. Вот я совершенно точно поняла, прямо сейчас, мне необходимо все.

– Ника.

Я выхватываю фотоаппарат из рук, отступаю на шаг и делаю снимок, один, другой. Потом поворачиваюсь и пытаюсь запечатлеть весь этот мир. И день.

В этом кабинете, наверное, недавно делали ремонт, но некоторые места, по определению обязательно должны погрузиться в обычную рутину уже спустя минуту как бригада строителей нанесла последний штрих. А может быть все дело в том, что в таких местах люди отбрасывают слишком много теней?

– Ваше имя и фамилия?

– Кажется, я уже говорила.

– И что же? Таков порядок.

– Вероника…

Я чуть не назвала фамилию Сергея. Ну да, в последнее время столько думать, прикидывать, как это будет звучать. Вероника Завадская. Или с отчеством. Вероника Венедиктовна Завадская. Кажется, звучало красиво. Или я просто так думала. А другие думали иначе. Думать никто не запрещает. Даже таким как я.

Вечерами, лежа в постели, когда Сережа засыпал, строила несбыточные планы, даже придумывала детские имена с этим отчеством и фамилией. Кажется, свет не видывал более страшной дуры, чем девушка Ника.

– Итак.

В таких местах даже запах особенный, с самого первого дня. Я так думаю, хотя раньше нигде дальше паспортного стола не бывала. Просто мне кажется, что здесь пахнуть должно именно так, безнадежностью и пыльной серостью.

– Вероника Ракитина.

– Год рождения.

Кажется, такого не должно было произойти. И все же, теперь я понимаю, что однажды это должно, могло случиться. Произошло сейчас, и теперь, я сижу в этом отделении милиции (Это ведь милиция? Полиция. Да, теперь так.) на стуле, который готов рухнуть при малейшем движении, и пытаюсь убедить в первую очередь себя, что произошедшее просто нелепая, глупая ошибка.

В общем-то, мне не очень надо пытаться. Когда человек выпадает из окна в присутствии множества других людей, когда он при этом пьян и все свидетели подтверждают это в один голос. Впрочем, откуда я знаю, что они говорят? Просто я так думаю.

– Восемьдесят девятый.

Следователь смотрит на меня удивленно, и я не могу, понять, что во мне не так. Кажется ничего такого странного и необычного. Может быть то, что мне уже скоро тридцать лет и я все еще не замужем. И ни разу не была.