Валерий Капранов - Веретено Судьбы. Книга 2

– Ну, а что ты ещё с ними можешь сделать? – хлопнул себя по ляжкам и развёл руками директор музея. – Повесить на шею табличку «ВОРЫ» и прогнать по всем улицам нашего города? Отпустить, конечно. И чем скорее, тем лучше. А за веретено своё не переживай. Сегодня же Андрюшку нашего попрошу. К завтрашнему дню, он тебе выточит новое веретено. Вот увидишь, будет даже, лучше прежнего.

– Ладно. Леший с тобой. Поступай, как знаешь, – Аристарховна поняла, что хочет она того или нет, за неё уже давно всё решили. – Только лысому своему передай, чтобы больше в наш музей, ни он, ни его краля, ни ногой. Ежели кого из них здесь увижу, так отхожу метлой, что потом ни один костоправ не поможет. Проще, сразу – на холодец.

– Ну вот и ладненько. Договорились, – Геннадий Иванович сразу повеселел и потёр ладони от удовольствия. – Сердечная ты женщина, Аристарховна. Прям, души в тебе не чаю. Была бы годков на сорок помоложе, ей богу бы, женился.

Старуха сплюнула в сердцах и чертыхнулась. Тоже мне, женишок выискался. Тьфу…Не ожидала она от директора такой срамоты. Опираясь на метлу, Аристарховна указала чёрному коту следовать за ней и выпроводила нас к выходу. Расположившись в небольшом закутке, мы принялись обсуждать, что будем делать дальше.

Мимо нас прошёл директор музея, оживлённо о чём-то беседуя с иностранцем. При этом, он бурно жестикулировал и возбужденно что-то объяснял. Надеюсь, речь шла не о том, что сними сделает Аристарховна, если снова их здесь увидит. И уж тем более, не о рецептах холодца…

Когда они вышли из музея, барон заметил, что их прокатная машина стоит на прежнем месте. Значит Гертруда не уехала. Или у неё не было возможности ей воспользоваться, или в этом не было особой необходимости. Вероятно, она покинула здание, и теперь затаилась где-нибудь поблизости. Не стоит пока торопиться с отбытием. Нужно немного подождать.

Директор музея, не рискнул оставлять гостей без своего присмотра. Хорошо зная Аристарховну, он решил сопроводить их до самого выхода. Выйдя вместе с Людвигом и ребятами на крыльцо Геннадий Иванович ощутил, как обманчива и переменчива осенняя погода. Если из окон музея казалось, что на улице солнечный погожий день, то выйдя за дверь, он почувствовал, гонимый с реки неприятный холодный ветер, который пригнал с собой сырость и прохладу. Поёжившись, он втянул шею в плечи, поднял воротник и засунул поглубже руки в карманы брюк. Но это не помогло – усиливающийся ветер, настойчиво выдувал из-под пиджака остатки тепла и безжалостно трепал его причёску.

Но не смотря на неудобства, Геннадий Иванович не спешил распрощаться с иностранцем, чтобы поскорей уйти в тепло обратно. Он терпеливо сносил испытание непогодой – и гадал, как ему поделикатнее намекнуть барону о том, что тому не мешало бы его отблагодарить за оказанную услугу. Людвиг это прекрасно понимал, но намеренно тянул время, и делал вид, что не замечает его недвусмысленных намёков. Не то чтобы ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как тот унижается перед ним – нет… Как потомственному аристократу, ему не однократно приходилось сталкиваться с разными человеческими пороками – в том числе и с алчностью. И по его мнению, было бы справедливо подержать этого человека в не очень комфортных для него условиях. Пусть немного помёрзнет, и таким образом, до конца отработает свой гонорар, за не совсем законную услугу. Хочет денег – значит, пускай терпит.

– Какая замечательная осенняя погода, – сказал барон, скрывая иронию, и делая вид, что наслаждается видом на реку и на противоположный берег. – Как я вам завидую, что вам посчастливилось жить в таком живописном месте.

– Д-да… уж.. Насчёт замечательной погоды, позвольте с вами не согласиться, – холод пробирал Геннадия Ивановича до дрожи. – А вот по поводу живописного места, это вы прямо в точку. Я порой и сам себе завидую.

– Голубчик, от чего же вы так себя не бережете? Вы только посмотрите на себя, вы же весь трясётесь, – барон изобразил удивление, словно только заметил, как его собеседник ёжится от холода и громко шмыгает носом. – Я приветствую вашу любовь к красивым видам. Но ей богу, нельзя так жертвовать своим драгоценным здоровьем ради красоты. Скорей поторопитесь в тепло. Не то, вы простудитесь и заболеете.

– Пожалуй, вы правы, – согласился с ним Геннадий Иванович поникшим голосом. Он с сожалением был вынужден признать, что ему ничего не удастся заполучить от этого важного господина. – Действительно, нужно идти, пока окончательно не околел.

Одной рукой он придерживал полы воротника, а вторую протянул для рукопожатия.

– До свидания. Рад был нашему знакомству, – под натянутой улыбкой, он, как смог замаскировал обиду, и тут вспомнил про предупреждение Аристарховны. – Приезжайте к нам ещё. Будем очень вам рады. Сможете по достоинству оценить наше гостеприимство.

– Спасибо, уважаемый Геннадий Иванович, – ответил взаимным рукопожатием барон. – Нам у вас здесь очень понравилось. Когда будем в следующий раз в России, обязательно к вам заедем. И будем рекомендовать ваш музей всем своим знакомым.

Они распрощались. Удручённый Геннадий Иванович потянулся к ручке входной двери, но тут, услышал из-за спины окрик барона:

– Геннадий Иванович, дорогой. Ещё один маленький вопрос. Вы уж простите, что вас задерживаю.

Тот, скукожившись от пронизывающего верта, нехотя повернулся. Теперь, на его осунувшемся лице не осталось и следа от былых приветливых эмоций. Он едва удержался, чтобы не нахамить, и не выплеснуть на барона изрядную порцию своего негодования. Но сдержался… Геннадий Иванович, считал себя интеллигентным человеком. И поэтому, подавив в себе раздражение, ровным голосом сказал:

– Чем могу быть полезен? Слушаю вас внимательно…

– Геннадий Иванович, мне право неловко. Но, я хотел бы принести извинения за доставленные вам неудобства, по поводу этого недоразумения с вашей сотрудницей. Уж не знаю, в чем она нас подозревает, но мы не сделали ничего плохого. Вы хороший человек, и поступили по отношению к нам благородно. Не позволили нас оскорбить и защитили от незаслуженной расправы. В знак признательности, я бы хотел сделать небольшое пожертвование для вашего музея. Не сочтите за труд – примите… Это от чистого сердца. Если не возьмёте, вы меня обидите.

Людвиг извлек из недр дорогого костюма пухлое портмоне. Вынул из него несколько пятитысячных купюр и протянул директору. Тот сразу повеселел, суетливо огляделся по сторонам – не наблюдает ли за ними кто-нибудь ненароком – и быстрым, ловким движением спрятал деньги во внутренний карман.

– Ну, что вы, господин Людовик…

– Людвиг, – поправил его барон.