Константин Бояндин - Гори, гори ясно

– Не можешь в подвал попасть? – Вера предостерегала и меня, и детей – не трогайте бродячих животных, заразу занесёте. Но в данном случае я рискнул. Впустить в подъезд? Сейчас уже холодно ночевать снаружи, да и опасно. На моей памяти, Машка несколько раз отсиживалась у нас в подъезде, никогда там не пакостила, оттого её и не гоняли.

– Заходи, – я открыл дверь. – Погрейся. – Может, всё-таки отвезти её в приют? Сколько она так протянет, бродячей жизнью? Насмотрелся я уже что случается с такими животными.

Машка потёрлась о мои ноги и, держа хвост вертикально, прошествовала внутрь. Неторопливо так, с достоинством. Раз уж впустил, надо ей хотя бы воды принести, что ли. Сейчас отнесу инструменты и займусь.

* * *

Лифт, как назло, не работал. Пришлось идти пешком, я заметил, что на третьем и четвёртом этажах не горит свет. Проклятие какое-то, что случается с этими лампочками?

«Надо чаще ходить пешком», – подумал я. Так недолго и совсем форму потерять. Поднимался и поднимался, и думал о последних словах этой рыжеволосой, «из бочки». Интересно, о какой охране она говорила? И что это за охрана будет – зазеркальные кошки, что ли? Или как?

У нас на этаже тоже со светом неладно: лампочка едва тлеет. Ладно была бы лампа накаливания, но каким образом может «тлеть» светодиодная? Была мысль достать фонарик, да поленился ставить ящик с инструментом, лезть в сумку. Полез в карман, достал ключи и понял, что дверь с той стороны закрыта «на щеколду» – на собачку. Снаружи не открыть. Не беда – позвоню. Лампочка тем временем совсем отказала, я ждал, и ждал, и ждал, а дверь всё не открывалась…

А когда открылась, я осознал две вещи: вокруг меня глубокая тишина и непроницаемая мгла, и только впереди слабо виден прямоугольник света – и что-то знакомое в нём. И ещё – стало очень холодно.

* * *

Дети у себя, закончили с уроками, и сейчас заняты расследованием. История с зеркалом для них – невероятно интересное приключение. «Хоть для кого-то это приключение», – подумала Вера.

Дверной звонок прозвучал непривычно тихо. Вера заканчивала переснимать материалы для диссертации: кошки, заслышав звонок, разом соскочили с насиженных мест, и помчались в прихожую. Так и заметила, только потом осознала, что в дверь звонят, но звук слишком тихий. В прихожую она не побежала, а пошла быстрым шагом.

Там уже осознала, что лампа под потолком светит слабее обычного, а вокруг слишком тихо. Словно уши заложило. Вера помотала головой, наверное устали и глаза, и уши. Кошки вели себя необычно, оба привстали перед входной дверью, и яростно царапали её.

– Герцог, Плюшка, отошли! – свой голос также прозвучал непривычно тихо. Странно. Вера распахнула дверь…

И замерла – зрение не сразу восприняло то, что было по ту сторону. Там стоял Костя, в куртке и кепке – в том, в общем, в чём уехал – его обычная сумка через плечо, в другой руке – чемоданчик отца Веры, с инструментом. А за спиной Кости клубилось непроницаемо-чёрное облако, чернильная туча, от неё исходило ощущение холода.

Герцог и Плюшка, оба по эту сторону порога, сгорбились и издали низкий, угрожающий шип и рычание. И туча отшатнулась, отлетела от человека на несколько шагов. Вера осознала, что одной рукой придерживает фотоаппарат, висящий на шее на ремне; не глядя схватила его, направила перед собой и нажала на кнопку.

Вспышка прокатилась по лестничной клетке белой волной; сгусток тьмы съёжился, обрёл форму эллипсоида, отодвинулся ещё на несколько шагов.

Герцог и Плюшка, сидящие внутри квартиры, продолжали шипеть и рычать. Вера трясущимися руками нажала на кнопку – заряжайся, заряжайся же – и хотела крикнуть Косте «Берегись!», и не могла – горло словно сковало. Что-то странное происходило с Костей, он двигался очень медленно. Но двигался, медленно повернул голову, правой рукой открыл верхний клапан своей сумки…

На площадке послышался вой, шипение и треск, словно рвалась невидимая ткань. Вера выглянула, и не сразу поверила в то, что увидела. Сгусток тьмы обрёл человекообразные очертания, а на «голове» его восседала трёхцветная кошка и, рыча и шипя, драла когтями противника. При каждом движении её лап слышался тот самый треск.

Вспышка зарядилась. Вера приподняла фотоаппарат так, чтобы прицелиться в противника и нажала спуск. Новая белая волна, и чёрный человек, или что это было, съёжился и покрылся прорехами – словно свет размыл его, как кипяток кусок сахара. Кошка так и сидела на противнике, раздирая его когтями, оглашая окрестности жутким воем и рычанием.

Костя словно проснулся. Закончил поворачивать голову в сторону происходящего. В следующие несколько секунд в руке его появился фонарь, и пятно нестерпимо яркого света упало на поле боя.

Ещё десяток секунд – и всё было кончено. Кошка спрыгнула с противника и, не переставая рычать и выть, отбежала в сторону. А то, что оставалось – груда чёрных лохмотьев – стремительно таяла в конусе яркого света. Вера вышла наружу – вспышка зарядилась – и в третий раз нажала на спуск. Оставшиеся чёрные обрывки вспыхнули ярко-белым пламенем и сгорели на глазах у людей. Ничего не осталось – ни дыма, ни пепла.

Словно по команде, свет на лестничной площадке загорелся в полную силу, Герцог и Плюшка умолкли, и перестало казаться, что заложило уши.

Кошка – теперь и Вера узнала в ней Машку – сидела, и умывалась спокойно и тщательно, словно ничего и не случилось. Посмотрела на людей и вдруг чихнула.

– Будьте здоровы, Мария Котофеевна! – сказали люди хором. Переглянулись и рассмеялись. И тут в прихожую выскочили Денис и Анна.

– Назад! – сказал им Костя предостерегающе. – Пока что не выходите. Вера, щёлкни ещё несколько раз, для верности, ладно?

Герцог и Плюшка, уже успокоившиеся, так и сидели у порога – часовые, охраняющие подступы к крепости. Сидели и не сводили взгляда с дверного проёма.

Не думал, что пропущу столько интересного. Хотя, признаться, интересного сегодня успело случиться хоть отбавляй.

Не осталось на лестничной клетке ничего необычного. Только пыль, высохшая уличная грязь, завтра придёт уборщица, и станет чисто. Сколько Вера ни «засвечивала» пол, ничего уже не менялось. Что бы это ни было, оно исчезло. Хочется надеяться, что навсегда.

– Вроде бы всё, – сказала Вера, наконец. – А с Машкой что?

– Мама, давай её к нам! – предложила Аня.

Машка словно ждала этих слов: прекратила умываться и, держа хвост трубой, пошла ко входу в квартиру. Мы замерли, готовые вмешаться. Обычно Герцог и Плюшка отваживают чужаков – иной раз не издав ни звука. Машка подошла к ним, обнюхала мордочку обоих (а те обнюхали её), а затем… развернулась и направилась той же походкой в тот самый угол, где только что умывалась. Герцог и Плюшка, словно сговорившись, тотчас развернулись и, держа хвосты трубой, ушли в гостиную. Кризис окончен, надо полагать, можно заняться обычными делами.