Эва Баш - Истории о разном

– Есть у нас один постоялец, – рассказывает консьерж, мой приятель, пока мы курим у чёрного входа. – Из номера выходит редко, но постоянно спрашивает, есть ли новая пресса, и ждёт звонка от кого-то из Чикаго.

Звоню в офис, телефонистка соединяет с Марлоу. Нет ли у Бенкси новостей? Нет, отвечает Марлоу, Бенкси говорит, что никто не заселялся в мотели, в которых он был.

Что же, пойду познакомлюсь с любителем прессы.

Стучу в дверь, пистолет на всякий случай держу наготове.

«Открыто», – доносится мужской голос.

Он сидит на кровати, развалившись на подушках. Из одежды только халат. В правой руке развёрнутая газета, в ногах валяется японский кот, отливая золотом в тусклом свете прикроватной лампы.

«Я здесь, чтобы забрать то, что вам не принадлежит», – говорю я.

Мужчина вздыхает, и я вижу, что из-под газеты на меня смотрит дуло пистолета. Щёлкает предохранитель, но я оказываюсь быстрее. Вокруг дыры в газете стремительно растёт багрово-красное пятно. Беру кота, проверяю нишу, о которой говорил Гармиш, убеждаюсь в том, что плёнка на месте, и спешу к выходу. Где-то вдалеке слышны полицейские сирены.

Мы в кабинете Гармиша. Вглядываюсь в темноту за окном, раздумывая над тем, сколько костей можно переломать, если упасть с высоты пятиэтажного дома.

– Не ожидал, что вы сработаете так быстро, – Гармиш разливает по бокалам виски и протягивает один из них мне.

Кот глядит на меня со стола, подняв правую лапу и, мне кажется, что я вижу в его глазах напряжение.

– Это было не так уж сложно, – слежу, как Гармиш отпивает из бокала, но к своему так и не прикасаюсь.

Гармиш усмехается и подходит к столу.

– Смотрели плёнку? – спрашивает он, открывая ящик.

– Нет, – отвечаю я, глядя ему прямо в глаза.

Конечно же это ложь, но с такой правдой не протянешь долго.

Гармиш не верит мне и продолжает что-то искать. Второй ящик, третий. Его движения становятся всё более нервозными.

– Это ищешь? – я достаю из-за пояса его револьвер.

Что же вы, господин Гармиш, так нерасторопны и невнимательны?

Он бледнеет и отступает назад.

– Не бойтесь, господин Гармиш, мне всего лишь нужны мои деньги. Ваши секреты меня не волнуют.

Мужчина поднимает руки и подходит к сейфу. Оглядываясь через плечо, набирает комбинацию и открывает дверь. Я успеваю среагировать и падаю на пол. Пули уходят в окно. На пол сыпятся звонкие осколки. Я стреляю в ответ, он прячется за креслом.

– Это не по-джентельменски, – говорю я, поднимаясь. Он стреляет ещё раз, но пистолет даёт осечку. Кажется, у него кончились патроны. Поигрывая заряженным револьвером, обхожу комнату по дуге. Задерживаюсь у стола, чтобы дотронуться до кота. Гармиш тем временем перемещается к дивану. Ещё несколько шагов и ему просто некуда будет деться. Я прыгаю, и мы вместе падаем на диван. Он пытается скинуть меня, но дуло револьвера тут же оказывается у него во рту. Он замирает. Я сижу на нём верхом, смотрю сверху вниз и чувствую, что… Дьявол, да ему это нравится! Мой палец на спусковом крючке, и в любой момент он может лишиться половины головы, но ему это нравится. Чёрт побери, и мне, кажется, тоже. Неуверенным движением его руки касаются моих бёдер. Я жду, что он будет делать дальше. Он расстёгивает ширинку и начинает стягивать с меня брюки.

Кот в недоумении смотрит на нас.

– Ты ведь не убьёшь меня, правда, Ростер? – шепчу ему на ухо, пока мои пальцы возятся с пуговицами на его рубашке. Вытаскиваю пистолет из его рта, чтобы он мог ответить.

– Никогда, – выдыхает он, его глаза горят. – Ты самая сумасшедшая женщина из всех, кого я когда-то встречал.

(в соавторстве с Инти Айя)

Моросящий дождь стекал с надвинутой на глаза шляпы. Эхо шагов по булыжной мостовой глухо отдавалось в сырых полутемных переулках. В памяти яркими вспышками плясали воспоминания прошедшего вечера.

День рождения Карлито. Лоснящиеся самодовольные рожи приспешников. Тосты под брызги запрещенного алкоголя, в котором плавают разноцветные конфетти. Смех полуголых танцовщиц из кабаре Мамы Мортон. Протяжный джаз струнного оркестра из Чикагского оперного. Чарующий голос несравненной Дивы. Всё самое лучшее, что можно купить за деньги.

Когда веселье достигает апогея, два дюжих мужика из пекарни Гвидо выкатывают торт. Кремовые розочки блестят на свету. Так же блестят глаза Карлито, когда он видит, как из торта выскакивает рыжеволосая красотка. Восторженные возгласы и аплодисменты затихают, лишь стоит ей достать «томми-ган» и начать палить.

Первым получит свою пулю Карлито. Потом Альфонсо, Джузеппе, Маленький Джо… Кто-то попытается выхватить револьвер, но не успеет.

Ринальдо будет наблюдать за происходящим через стеклянную дверь и медлить, поглаживая спусковой крючок. Это его место и его работа. Но лишь, когда у красотки закончатся патроны, он пустит пулю ей в затылок. Ничего личного. Он должен.

Кто-то должен.

Ринальдо обойдёт столы, выставленные буквой П. Постарается не наступать в лужи крови, но ноги всё равно будут путаться в серпантине.

Все, кто сможет, разбегутся. Останется только Дива. Рыдая, она склонится над лежащим на полу Карлито. Его невидящие глаза будут смотреть в потолок, а из уголка губ будет стекать тонкая струйка крови.

У мафии больше нет босса.

Ринальдо усмехнулся, подумав об этом, поправил мокрую шляпу и коротко взглянул на светящиеся желтоватым светом окна второго этажа. Лючия ещё не спит. Опять, наверное, взяла работу на ночь.

Он ступил на узкие ступени крыльца, открыл дверь ржавым ключом. Деревянный барак встретил кислым запахом испорченных томатов и развешенного на лестнице белья.

«Ринальдо! – сразу же окрикнул его голос матери. – Где тебя черти носят? Роберто снова подрался. Выгонят! Потеряет место, о котором так хлопотал твой отец! Ринальдо!»

Но Ринальдо только отмахнулся, выругавшись себе под нос.

В узкой каморке, разделённой на две части выцветшей занавеской, было сумрачно и стыло. От окна, которое он давно обещается заделать, тянуло сквозняком. Тусклая настольная лампа освещала женщину, которая склонилась на коленях над тазом с бельём.

В былые времена Ринальдо насладился бы видом её позы, но сейчас она его совсем не трогала. Вытащив из-под кровати початую фляжку, он зажёг сигарету и растянулся на цветастом покрывале. Пружины скрипнули под его весом.

Лючия отжала очередную сорочку и, бросив её в кучу других выстиранных вещей, коротко глянула на него через плечо и снова взялась за стирку.

Она знала, что нельзя тревожить мужа, когда он приходил домой посреди ночи в перепачканном кровью костюме и сразу же прикладывался к любимой фляжке. Она ничего не говорила о том, что он тратил всё жалованье на свои костюмы, выпивку и чёрт знает что, не принося домой ни пенни. Она никогда не устраивала из-за этого сцен. Хорошее настроение Ринальдо было для неё важнее собственных желаний и мнения. Она была готова безропотно делать всё во имя семьи и хлипкого благополучия, даже жить в этой лачуге с закоптившимися обоями и без надежды на лучшее.