Полина Гриневич - Акварель живыми цветами

– Андрэ, я завтра уезжаю. По делам.

Карета неслась, как ветер, среди вспыхивающих по всему небосводу молний. Странная гроза с молниями красного, синего и зеленого цвета, разрезающими небеса поперек. Небо, которое еле виднелось среди вершин, чернеющих по бокам дороги деревьев. Черное небо среди черных деревьев. Что оно есть, можно было понять только при вспышках молний.

Она никогда раньше не видела такой грозы. Или, может быть, просто никогда не путешествовала в грозу. Кучер гнал экипаж, словно мчался наперегонки со стихией. Она не могла понять, куда он так спешил. Удивительно было, что колеса почти не подскакивали на неровностях, дорога была необыкновенно ровной.

Быстрее, еще быстрее. Может быть, он не хотел попасть под дождь, который должен был непременно вот-вот разразиться в такую грозу. Но нет, с неба до сих пор не упало ни капли. Только вспышки рвали беззвездную пустоту подобно взмахам необыкновенных сабель, и ветер завывал, пытаясь угнаться за экипажем.

"Как же кучер видит дорогу в этой темноте?" За нависшей чернотой на небе не просматривалось ни малейших намеков на отблеск луны. Как бы близки мы ни были к дому, и как бы хорошо он не знал дорогу, но это попросту невозможно. Страх на секунду стиснул сердце и разбежался мурашками по спине. А откуда она вообще знает, что дом близок? И чей дом? Девушка попыталась приблизить лицо к окну и рассмотреть хоть что-нибудь, как ослепительная вспышка света вместе с оглушительным раскатом грома заставили ее отшатнуться и вновь забиться в угол.

Наэлектризованный воздух не давал дышать, и в голове билась только одна мысль: скорее бы, скорее бы.

Еще минута или две, еще несколько взрывов белого и голубого так близко, что, казалось, молнии можно было коснуться рукой, и карета резко остановилась.

Буря, словно понимая, что ей не удалось помешать в достижении неизвестной цели, замерла, словно собираясь с силами. Но наступившая глухая тишина, казалось, давила еще больше, чем грохот и завывание ветра.

Она замерла в ожидании. В ожидании чего-то неизбежного, надвигающегося подобно судьбе, предопределенного самим неизбежным ходом событий.

Дверца открылась совершенно беззвучно, и тьма хлынула внутрь кареты холодным потоком, оставляя свои отметины везде, куда смогла только дотянуться. "Как странно, может быть, она живая?"

Оставаться внутри было уже совершенно невозможно, немыслимо, и она, стараясь не запутаться в юбках и не споткнуться, попыталась выбраться из кареты.

Ей помогли. Кучер уже ждал и протянул руку в черной перчатке, почти невидимую в темноте, по-прежнему царившей всюду. Шаг, второй, и она уже почувствовала под ногами прочность твердой каменной дорожки.

– Пойдемте, мадам. Он ждет.

Они обогнули карету и оказались прямо перед великолепным, величественным зданием. Она знала, что строение очень красиво, хотя по-прежнему вокруг было очень темно. Стены тянулись вверх и скрывались, прятались в бесконечном мраке. Широкие окна, в которых не было даже искорки света, чернели на фоне белого фасада подобно зрачкам устремленных на нее глаз.

Здание ждало ее вместе со своим хозяином. Но в его холодном безразличии не было надежды, девушка была здесь чужой.

От фасада к самой карете спускались ступени. И на вершине лестницы замерший в наступившей тишине хозяин дома казался гигантом, заслонившим весь мир.

Девушка отпустила руку сопровождающего и поспешила, почти побежала наверх. Она должна была поторопиться, ее ожидали.

Стук каблуков по ступеням оставался единственным звуком среди царившей вокруг тишины. Стук каблучков и ее прерывистое дыхание. Стук сердца.

Он ждал молча, неподвижно, и только подойдя совсем близко, девушка поняла – у него не было лица.

***

Дорога в компании молчаливого водителя была довольно скучноватой, но совсем не утомительной. Инга, наверно, даже не рассчитывала когда-нибудь прокатиться на Майбахе. А то, что такую машину Бенедикт прислал за нею, оставляло в полной растерянности.

Утром она некоторое время непонимающе оглядывалась, пытаясь среди начавшегося снегопада понять, какая же из стоящих у дома машин ожидает ее. Огромный автомобиль, притормозивший в полуметре, показался досадной помехой, неудобством, случившимся совсем не вовремя. Она непонимающе уставилась на водителя, немолодого мужчину, который попытался забрать у нее из рук сумку с вещами. В костюме, белой рубашке и темно-бордовом галстуке среди густо падающих снежинок он казался пришельцем из другого мира.

Да и сама машина, безусловно, была из другого мира. Ранее она касалась его только самым краем, задевала иногда, наблюдая со стороны гостей, посещающих театр, или еще раньше, с недоумением рассматривающих портреты своих женщин, словно увидев их впервые.

Печальные воспоминания, затаившиеся где-то в дальних уголках сознания, казалось, уже закрытые на множество замков и замочков, давали о себе знать в самый неожиданный момент. У девушки вновь появилось сомнение в том, что она приняла правильное решение. Тень беспокойства заставила тяжело вздохнуть.

– Как вас зовут?

Водитель взглянул на нее с легким удивлением. Теперь она обратила внимание и на его кожу с легким налетом южного солнца, и глаза, которые, казалось, позаимствовали свой цвет у южной ночи, и волосы, в которых легкая седина пробивалась через темнейшие заросли африканской саванны. "Кто он? Не похож на немца. Эмигрант? И на турка тоже не очень похож".

Пауза затянулась. Водитель захлопнул багажник и теперь ждал около открытой дверцы машины. "Может он по-немецки вообще не понимает?"

– Не бойтесь! – мужчина наконец прервал молчание. Он говорил с легким певучим акцентом, но совершенно правильно. – Меня зовут Александр. Герр Бенедикт ждет нас сегодня, прошу, садитесь.

Сиденье больше напоминало кожаный диван. За окнами снегопад, картина, к которой этой зимой начинают привыкать даже здесь. Пелена, занавес реальности. Внутри машины движение совсем не чувствовалось, за окнами мерседеса бесконечно мелькали одинаковые противошумовые барьеры вдоль дороги, и она постепенно задремала.

Проснулась Инга только когда почувствовала, что машина уже больше не движется. Во сне ей казалось, что она едет на спине верблюда в красной дымке неведомой равнины. И корабль пустыни, мерно переступая, увозит ее по странной дороге вместе с оседлавшими других животных наездниками в белых бурнусах.

Она протерла глаза и еле удержалась от зевка. За окнами машины можно было разглядеть белую стену, белую совсем не от снега. Стена была выкрашена совершенно идеально и сохраняла буквально девственную чистоту и гладкость. Ей даже захотелось прикоснуться к этой стене. Возможно, только ощутив под рукой шероховатость поверхности, можно было убедиться, что это не иллюзия. Не бесконечное непонятное пространство, в котором она могла бесследно раствориться незаметно для себя.