Виталий Черников - Витражи

Когда карета загромыхала по брусчатке Бристо, столицы острова, солнце успело пройти половину пути. У ворот миссии епископа встречал отец-посланник. Звали его Захария, но свое латское происхождение он полностью искупил преданностью и служебным рвением. Лицо его выражало почтение вкупе с тревогой – с чего это пожаловала имперская птица на уединенный остров? Впрочем, во время обеда он совершенно успокоился, узнав, что приезд епископа к нему лично и к делам миссии никакого касательства не имеет. Захария оживился, просветлел лицом и даже рассказал несколько забавных, но приличествующих сану гостя историй из жизни острова. К немалому разочарованию епископа, отец-посланник ничего не мог сказать ни об Академике, ни о самом Университете волшебства. «Что вы, ваше преосвященство, куда там… Меня и на порог не пустят. Нет, конечно, упаси господь, – испуганно зачастил он, – никак не в ущерб или умаление церкви! Папу волшебники чтят… Но моя-то миссия все больше светских властей касаема. А праздно любопытствующих волшебники не любят. Вот если, к примеру, пожелаете о бургомистре послушать – это пожалуйста, все что угодно» . Но бургомистр епископа не интересовал. Сытный обед, услужливый отец-посланник – все это привело его в самое благодушное настроение. Ему льстила та легкость, с которой он получит аудиенцию академика, особенно в свете рассказа отца Захарии. Подобно луне, епископ Пардский нежился в лучах славы Папы, считая их собственным сиянием. Распорядившись послать кого-нибудь в Университет с известием о его прибытии, епископ прошествовал в отведенные ему апартаменты. Когда же служка возвратился с ответом, вся миссия ходила на цыпочках, шикая друг на друга: его святейшество уснул…

Утро выдалось мягким и безветренным. Выпавший за ночь нежный, пушистый снежок еще не успел превратиться в бурое месиво, и город сверкал чистотой, сбросив сразу добрые 500 лет. Над островерхими крышами курились дымки – хозяйки разводили огонь, готовили завтрак. Часы на ратушной площади отбили семь. Груженые крестьянские сани тянулись от городских ворот к рыночной площади. Возницы уныло глядели на спешащих за покупками служанок в теплых пуховых платках – обоз припозднился, все лучшие места на рынке были заняты с ночи. Придется сбывать товар задешево… Пекари первыми открывали свои лавки – по городу плыл аромат свежей сдобы. Колокола церкви Святой миссии нежно пропели утреннюю молитву, но лишь немногие горожане осенили себя святым крестом: столица волшебников относилась к вере спокойно, если не сказать равнодушно. Едва поднявшееся над горизонтом солнце просвечивало сквозь ажурные черные шпили Университета, возвышавшегося на восточной окраине города.

Епископ Пардский стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на город. Миссия находилась на возвышенности, и поэтому Бристо был виден как на ладони. Город напоминал ежа, ощетинившийся рядами черепичных крыш, тесно примыкающих друг к другу. Бристо процветал. Это было видно по тем же крышам. В Парде крыши давно потемнели от времени, на их замену ни у кого не было денег. А здесь – веселые оранжевые островки пламенели из-под снега повсюду, заливая окраины рыжим огнем. Город рос. Но над его улицами и домами угрюмо, как казалось епископу, нависали грозные башни логова магов, вонзая в беззащитное небо острые черные шпили.

Издали, с Континента, порученная миссия казалась ему несложной. Сейчас, глядя на шпили, перечеркнувшие солнце, он думал иначе. Епископ хмурился, рассеянно барабаня пальцами по толстому свинцовому стеклу. В дверь робко постучали… И верно, пора за стол. Он вздохнул, расправил плечи – ни к чему посторонним видеть его сомнения – и, упрямо выпятив подбородок, направился в трапезную.

Завтрак прошел в молчании. Отец-посланник острым чутьем ревностного служаки почувствовал состояние епископа и старался быть как можно незаметнее. Поднявшись первым из-за стола, епископ приказал закладывать лошадей. Академик, как и сам епископ, оказался ранней пташкой – встреча была назначена на утро.

Около девяти часов карета епископа остановилась у высоких ворот. Университет волшебства был окружен стенами, достигавшими двадцати футов высоты. «Темнят волшебники, – подумалось епископу, – значит, есть что скрывать» . Кучер забарабанил в ворота. В них приоткрылось небольшое переговорное окошко. Кучер сказал в него несколько слов, многозначительно скосив глаза на карету. Вопреки ожиданиям ворота не раскрылись. В них приоткрылась небольшая дверь – как раз одному человеку пройти. У епископа даже в глазах потемнело от такой наглости. «Ну… я ж вас… Я ж вам это припомню… Вы у меня еще попляшете…» Но делать было нечего. Он пинком распахнул дверцу кареты, не дожидаясь помощи оробевшего кучера, спрыгнул на дорогу и, багровый от злости, неуклюже, по-медвежьи, протиснулся в дверь.

Во дворе младшие ученики играли в снежки. От сверстников их пока отличали только форменные мантии и темные костюмы. Не было в них еще той плавной грации движений и цепкости взгляда, которые позволяют безошибочно распознать волшебника среди простых смертных. По ту сторону ворот епископа уже поджидал невысокий худой человек в синем камзоле с серебряным шитьем. На узкие плечи он накинул легкую синюю мантию, как будто и не зима стояла на дворе, а осень. При виде епископа его вытянутое лисье лицо попыталось изобразить радушную улыбку, но острые, глубоко посаженные глазки быстро ощупали гостя, проникая, казалось, в самые потаенные мысли. Это был Аргнист, старший преподаватель клана прорицателей. (Сведущий человек сразу узнал бы его по темно-синему с серебром цвету клана и серебряной цепи ментора.) Волшебник отвесил легкий поклон, представился и пригласил священника следовать за ним.

«Ишь ты, хитрая бестия , – раздраженно думал епископ, – ведь специально не надел шляпу, чтоб передо мной не снимать. Унижаться, значит, не хочешь? Дай-ка я еще раз на твою физиономию погляжу, чтоб не забыть» .

Аргнист вел епископа по лабиринту узких проходов между высокими зданиями Университета. В проулках было сумрачно, тихонько завывал ветер. Другому стало бы здесь не по себе, но епископ был сделан из грубого, прочного материала и смутить его было сложно. Внезапно проход расширился, и спутники вышли на небольшую внутреннюю площадь. Здесь было тихо и сонно. Прямо перед ними возвышалась резиденция академика. Это ее темные башни виднелись из окна миссии. Отсюда они казались зазубренными утесами, о которые бессильно бьются тяжелые валы времени.

Вблизи резиденция академика произвела на епископа еще более неприятное впечатление, чем из окон миссии. Он представил себе ссохшегося высокого старика с длинным крючковатым носом, одетого в черную развевающуюся мантию. Старец нависал над пергаментной картой мира, сверля ее взглядом запавших глаз, и трясущимся желтым пальцем выводил на ней какие-то богомерзкие письмена. Епископ передернул плечами. «Вот оно, гнездо осиное, ересь и богохульство, – гневно думал он, – отрада Нечистого» . Аргнист потупил проницательный взгляд и распахнул перед епископом тяжелые двойные двери.