Татьяна Ставицкая - Алмаз. Апокриф от московских

Уар не мог простить советской власти периода развитого социализма той каверзы, что она окончательно испортила и без того не слишком изысканный вкус москвичей. Все, что было в царевиче эстетского, восставало против одежды смертных соотечественников, которых волею обстоятельств ему доводилось пить.

– Ты пойми, – жаловался он сокольничему, – это все равно что есть из алюминиевых плошек гнутыми вилками.

– То есть тебе мало того, что ты их потребляешь, тебе надо, чтобы они еще и сервировали себя согласно твоим вкусам, – качал головой приятель.

Уар вздыхал, понимая, что изыски ему не светят. Жизнь стремительно утрачивала краски, и он все чаще задумывался о своей ненужности даже самому себе. И алмаз, добытый с таким трудом, ни от чего не спас его, ничего ему не дал: никаких радостей и перспектив. Напротив, камень только ускорил страшную развязку. И теперь лежал мертвым грузом в этом странном месте.

Однажды, собравшись с духом, царевич отправился на балет. И с той поры зарекся. Не было там подлинных страстей, токов, которые исходили от Анастасии. Одна только холодная, отточенная, филигранная техника. Пружинистые мышцы, жилистые шеи, не вызывающие желания прильнуть и испить. Возвращаясь домой, он мучительно вспоминал теперь порывы своей возлюбленной, отдававшейся публике на каждом представлении и дарившей ей истинные эмоции и откровения. Он корил себя за потерю танцовщицы. За то, что не понял ее, за то, что возжелал присвоить, лишив подпитки извне. Загубил, собственными руками загубил! Дал ей погибнуть от чужого кинжала. И если суждена ему когда-нибудь новая любовь, то он обязательно приобщит возлюбленную доподлинно . Даже если безвозвратно испортит этим навеки. Зато он придумает ей такую смерть, которой она даже не заметит, – это ли не самый желанный и бесценный подарок? С таким подарком никакой алмаз не сравнится. Спросите любого смертного, чего он более желает: алмаз или легкой смерти?..

Смесь страха и энтузиазма, циркулирующая в крови подлежащей употреблению плоти, приносила нетрадиционным потребителям мучительную бессонницу. Им хотелось выстроиться дружно в плотно сомкнутые ряды, произвести перекличку, прогорланить речовку, а затем так же дружно попрятаться по своим клетушкам, примирившим их с действительностью и намертво привязавшим ремнями к пружинным кроватям этой пафосной и очень гордой собой психбольницы. Сановные доктора прописывали плоти аминазин в лошадиных дозах – внутримышечно, бром – орально и партийно-приворотное зелье – внутривенно. Зелье варилось в Кремле, отравляя смрадом округу. И плоть, как загипнотизированная, продолжала подпирать своими натруженными руками и согбенными плечами разлагающуюся смертную власть, несмотря на исходящий от нее трупный запах.

Уар как мог расшатывал основы строя: прикрывал фарцовщиков, валютчиков, частных нелегальных предпринимателей – истинных гениев бизнеса. Московская плоть, как обычно, увлекалась одеждой вероятного противника, что сильно осложняло ей жизнь. Все эти годы нетрадиционные потребители не могли избавиться от всепоглощающего чувства стыда за внешний вид соотечественников, за их убогий быт и того более – за их продолжительный транс.

– Абсурд! – уверенно констатировал Фофудьин, покачав головой. – Я не вижу ни малейшего проблеска логики в том, что творится вокруг.

– А нужна ли она – эта ваша логика? – Царевич неторопливо распечатал пачку контрабандных Treasurer и поднес к чутким ноздрям. – В мире нет ничего скучнее и бесполезнее логики. Отследить причинно-следственные связи может практически любой представитель фауны. Как бы это ни было обидно университетским преподавателям логики. В лабораториях белые мыши азартно давят на красную кнопку, раздражаясь отсутствием полета мысли у особей в белых халатах. Логика – атавистический инструмент. К тому же грубый, как монтировка.

– И чем же, по-вашему, абсурд лучше?

Святослав Рувимович колыхал в пухлой ладони фужер, любуясь тяжелыми масляными наплывами коньяка на его тонких стенках.

– Да хотя бы тем, что выявляет бессмысленность поиска истины, которым так озабочена плоть. – Царевич достал из пачки сигарету и прикурил от зажигалки Zippo. – Потому что логика тут не поможет.

– А абсурд, по-вашему, поможет! – возмутился Фофудьин всем телом, едва не расплескав коньяк.

– Да вы пейте, пейте, Святослав Рувимович, – усмехнулся царевич.

– Нет уж, извольте пояснить ваши умозаключения, идущие вразрез со здравым смыслом.

Был ли Святослав Рувимович на самом деле озабочен предметом разговора или просто под беседу вкуснее пилось, Царевича не слишком заботило. Тем не менее обстановка располагала, и он продолжил:

– Не исключено, что для того, чтобы познать истину, надо довести размышления о предмете до абсурда. И тогда мы быстрее поймем, что истина сокрыта от человечества ради него же самого. Абсурд, как лекарство, излечивает от страха перед бездной. Тогда как логика ведет человека железной рукой к ее краю, с детства внушая мысль о том, что жизнь – конечна. Представьте только, каково это: жить с сознанием конечности жизни. Но достаточно довести ужас до абсурда, и человечество будет не умирать от ужаса, а смеяться. Правда, все равно умирать. Но уже не от страха.

– Да какая им к бесу разница – от чего умирать?

– Не скажите… Это нам с вами разницы нет, нам ведь – не умирать. А смертным совсем не все равно. Поясню на примере. Ну скажем, такая картинка видится: в захваченном террористами лайнере командир находит в себе силы довести ужас до абсурда. И он транслирует в салон: «По заказу гостей из солнечного Террористана звучит эта песня!»

Пассажиры смеются и аплодируют.

– Да ну вас, право, с вашими шутками дурацкими… – обиделся бывший бурсак, не рискнув открыто послать августейшую особу к черту. – Я ведь говорю об абсурде в высшем смысле, в метафизическом.

– А, ну извольте. Чем не абсурд – создать мыслящих и чувствующих, а потом жестко привязать их к пищеварительному тракту. К бесконечным хлопотам о добыче пропитания. Так, под пельмени и водочку, и размышляют о том, что имел в виду Создатель. Вот интересно: каким был бы мир, если бы все живое в нем не нуждалось в питании? Был бы тогда мир благостным и прекраснодушным? Или загнулся бы от скуки? Подозреваю, что в таком виде он вряд ли долго забавлял бы Создателя.

– В этом, по-вашему, и состоит истина? – В вопросе собеседника сквозило разочарование.

– Видите ли, Святослав Рувимович, логика и абсурд – это два разных уровня познания мироздания и два разных способа существования в нем. Вот, к примеру, посмотрите направо. Что вы видите?