Юля Лемеш - Хранитель времени

Колесо велика дотронулось до острого длинного жала, но не прокололось.

Минуту спустя я металась как ошпаренная кошка, ненавидя приметы и того, кто специально решил испортить мне судьбу. Самое смешное – когда прабабка мне нарассказывала про зеркала страшных историй, я перво-наперво проверила, что будет, если после полуночи поглядеться в зеркало. Мне тогда всего лет семь было. Обещанная встреча с чертом не состоялась, а прабабка кисло усмехнулась – теперь, мол, где-то мой двойник бродит в потустороннем мире. И я поняла, что зеркало – это тупой удваиватель, не более того.

Веришь в приметы или нет, но кошки все-равно на душе скребут. Да и убрать осколки нужно. Веник с трудом заталкивал зеркальные скальпели в совок. Было непросто, но я не захотела руками брать даже крупные куски.

Клочки бумажки я сочла незначительными. Попыталась вчитаться в разрозненные слога. Вроде бы что-то медицинское. «Диаг» – наверняка был диагнозом, потому что я отыскала вторую половину слова. Если так – то «венери» должно быть – чем-то венерическим.

– Ясное дело, – прозорливо решила я, – Тот, кто кокнул зеркало, был венерическим больным, завернул осколки в справку из поликлиники, а потом…

Тут я запуталась. Вообразила, как некто осторожно, чтоб не издавать звяканья стекла, водружает мне подарочек, а потом из вредности рвет на мелкие куски то, в чем нес битое зеркало.

– Точно, так и было, он – психопат, а они непредсказуемые, – полюбив себя за ум и догадливость, подумала я.

Так и пошла, довольная собой, с совком в руках к контейнеру. Предполагая, что сейчас встречу кого-то из соседей и наябедаю на злодея.

– Видал что деется? – Маркел на вопрос не ответил и выказал явное неудовольствие отсутствием колбасы в совке.

Он тянулся его обнюхать, но я не позволила – нос порежет, дурак такой.

– Правильно. Ничего страшного не произошло. Просто недополовозрелые мальчишки откуда-то взялись на мою голову и решили меня посадировать. Это все из-за моей любви к странной одежде. Наверное. Наверняка.

И тут я вспомнила, что как раз летом меня не тянет одеваться вызывающе. В жару самое то – топик и шорты. Как у половины городских девушек, которые любят кататься на велосипедах.

Но слово «жара» меня привело в неплохое настроение. Жара – это то, что мне откровенно нравится. Я холод не люблю. И ветер – если холодно. Меня даже кондиционеры раздражают – потому как дуют специально на меня.

– Все. К черту приметы. Вот сейчас поеду и искупаюсь. А что, мне можно, я заслужила. Сессия позади. Только один раз в универе нужно показаться. А впереди столько безоблачных дней.

Наверное, в машинах было гораздо прохладней – судя по лицам водителей. Климат-контролей понаставили, а я тут на велике потом истекаю. И ехать-то недалеко, но спина уже мокрая как после душа. Бац – по ноге треснула пустая сигаретная пачка, выброшенная из пожилой иномарки, на капоте которой скалилась нарисованная летучая мышь. От перепуга я отшатнулась и едва не влетела в автобусный зад.

– Козел! – обычно я так не ругаюсь.

Козлистый водитель вильнул вправо, наверное, чтоб получше меня слышать. И протер бок машины об мою ногу. Получилась заметная пошарпанность на загорелой коже. Не больно, но меня сдвинуло к самому поребрику, а правая педаль цапанула за ограждение.

– Ты что творишь, сволочь? – мой вопрос угодил прямо в лицо того, кто метнул в меня пачкой.

Равнодушное самодовольное лицо пресыщенного жизнью бабуина, который нацепил белые трусы.

Решив, что лучше всего побыть без него – я решила подождать, пока этот гад не уедет.

– Засада какая-то, – автомобиль, покрытый прошлогодней пылью, двигаться не собирался. Водителя я видеть не могла, и оставалось только негодовать и надеяться, что сигналящие сзади машины вскоре спасут меня от обидчика.

На кед мне вытряхнули пепельницу. Судя по ногтям – водитель – девушка, которой нравится черный лак.

Ей пришлось перегнуться через пассажира в белых трусах, и он недовольно пробурчал что-то невежливое.

Меня почти испугала эта рука, тонкая, бледная как рыбье брюхо, она мелькнула, обгадила мне кед и убралась.

– Поехали, что ли? – пассажир, не глядя на меня, закурил новую сигарету.

Его не послушались. Хотя перед нами полоса была свободна. Разгневанные задержкой машины гудели, крякали и издавали пронзительные вопли.

Зажатая между автомобилем и ограждением, я практически не могла двигаться. Решив, что с меня на сегодня дураков достаточно, выудила из рюкзака бутылку со Швепсом и попыталась бессовестно вылить его прямо в салон. Пассажир энергично дергался и хватался то за бутылку, то за меня и едва не стащил шорты. Сверкать голой попой не хотелось – пришлось уворачиваться и шипеть Швепсом менее прицельно.

Мы все пузырились – машина, пассажир и я. Водитель лезла в окно. Черные явно крашенные волосы, мокрая такая. Попытка порвать на моей ноге кожу к успеху не привела только потому, что я принялась бить ее по когтям бутылкой.

Меня выручили кеды, мягкие, джинсовые, в другой обуви я бы ни за что не смогла выдернуть ногу.

– Обтекайте, дураки траурные, – теперь я была за ограждением.

Осталось вызволить велик. И в этом мне помог какой-то дядя.

– Я все видел. Они сами виноваты, – азартно сообщил он и ввязался в перепалку с моими обидчиками.

За моей спиной теперь голосили а ля трио.

По тротуару ездить неправильно, даже невежливо, но иначе было никак. Оглядываться не было никакого желания.

Взревел двигатель. Добрый дяденька теперь вопил благим матом. Машина стартуя, издала визгливый звук.

– Хрен теперь вы меня догоните, – злорадно сказала я сама себе.

Этот район мне знаком. Двор. Поворот налево. Кривой промежуток между домами. Посреди – двухэтажное заброшенное здание. Справа – стройка. Пыль коромыслом и яростный звук отбойного молотка. Робкий бомж, сидя прямо на асфальте, вдумчиво рассматривает свои ноги. Поворот направо – сквозняк – три проходных двора, для машин непригодные.

Теперь можно сбросить скорость и успокоиться. На лодыжке – царапины, машиной оставленные, в которые попала грязь. Вот заразы – загар испортили. Теперь до следующего года буду с белыми полосками на ноге ходить.

Липкая. Злая. Почти агрессивная. А ведь хотелось порадовать себя. Утешиться.

Так кипятилась, что не заметила, как город стал окраиной. И сразу повеселела. Мне стало плевать на все машины оптом и в розницу. Я знала куда еду, зачем еду и ехать мне нравилось. Буду загорать и купаться. И никакие дураки мне не посмеют испортить настроение. Вот так!

Песок казался и был грязным. Без полотенца-покрывала не обойтись. И еще – на пляже оказалось людей больше чем на Дворцовой площади во время Алых парусов. С трудом отыскав своих знакомых, я услышала недружное «Ааа», означающее как мне все рады. Особенно Никусь, которая выглядывала самцов и заранее истекала соком. Значит, ее бой-френд снова отчалил в командировку. Сейчас начнет бродить, роняя очки, оттопыривая задницу, надеясь таким нехитрым способом завязать пляжное знакомство, перетекающее в кратковременный бурный секс. И как она не боится подхватить какую-нибудь заразу? Я ее спросила об этом, но в ответ получила взгляд, полный жгучей злобы. Пристальный такой. Как гвоздь в крышку гроба.