Юля Лемеш - Хранитель времени

Во сне мне приснилось, что меня грозят уволить с работы. Которая заключалась в бритье мягких игрушек. Держа в руках огромного малинового кролика, я унижалась, упрашивая дать мне испытательный срок. Незнакомая стервозная тетка кричала на меня как на преступника. Кролик был на ощупь как теплый велюр и я аккуратно выбривала ему затылок, умоляя злую тетку не отбирать у меня зарплату.

Последствия сна были знакомыми – слезы, нежелание произносить хоть слово. У меня каждый раз так, когда на меня орут – внутри появляется плотная такая штука, которая меня затыкает. И как только попытаешься заговорить – ревешь как дура и ничего поделать не можешь. Такая фигня очень в школе мешала жить. Училка наорет, а я замолкаю. Я хочу ей ответить, или тем, кто меня успокоить решил, но не могу. Как пробка в горле. Как клапан. Часов на пять, не меньше. Иногда помогает зарыдать в голос. Но от этого лицо становится кошмарнее не бывает. И тогда я посмотрюсь в зеркало и снова плакать начинаю.

Перевернув мокрую от слез подушку, я отдышалась, порадовалась, что разговаривать не с кем и попробовала снова уснуть.

Около пяти утра наш двор словно взорвался от оглушительного грохота. Наверное, все соседи проснулись и кинулись смотреть, что случилось. Я даже про теракт подумала. Но это был всего-навсего огромный темно-зеленый бак, который метнули в Панка.

– Я больше не будуууу, – провыл его исступленный голос.

Наверное, Панка застукали за прикосновением к винилу и Вовино добродушие сменилось озверением.

– У меня бабушка в таком баке белье кипятила, а я все боялся, что в нем варят детей, если они проказничают, – сонно заметил Дэн и пошлепал босыми ногами досматривать сон.

Вова, покачиваясь, маячил в дверном проеме парадной. Которая и не парадная вовсе, а бывший черный выход для голытьбы.

Панк с трудом поднялся, потер коленку, подцепил рукой скороварку для непослушных детишек, и поволок ее по неровному асфальту, извлекая таким образом пронзительный скрежет. Маркел влетел во двор, досрочно прекратив прогулку, и принялся визгливо лаять.

– Правильно. Не будешь, – Вова отделился от дверного проема.

Подошел вразвалку к Панку и вдруг проворно надел ему бак на голову. После чего принялся колотить по днищу кулаками. Попутно пиная Панка ногой в тощее мягкое место.

Грохот, вой и лай звучали вполне джазово. Соседи поняли, что выспаться им не удастся и азартно кидались в возмутителей спокойствия окаменевшей землей из цветочных ящиков. Для усиления звукового эффекта заорал случайно травмированный кот.

Удаляясь походкой утомленного короля, Вова обернулся, отвесил публике довольно изящный поклон.

– Мы призваны в мир разрушать традиции и создавать новые пути. Цитата. Аверченко. Шутка мецената. Всем рекомендую прочитать. Хотя ни хрена вы не поймете, – печально провозгласил Вова, заметил меня и приветливо помахал рукой.

Я что, я тоже ему в ответ помахала. Забыв про опухшее от слез лицо.

Неунывающий Панк встал, поднял голову, взмахнув куцым хаером, рассмотрел лица в окнах и решил, что раз публики много, самое время толкнуть речь.

– Ну что уставились, упыри? Спрятались по своим норам от суровых будней! И это ради вас мой дед по лесам мародерствовал? А ты – полтонны сладкого секса, подь сюда, чего скажу…

На этой романтической ноте, воодушевленный Панк, потирая ушибленные Вовой места, поплелся обратно. Выглядел он как поверженный участник рыцарского турнира. Скорее всего, Вова пустит его в свой рай, он вспыльчивый, но отходчивый.

Полтонны секса, то есть соседка Люба, проживала справа от меня, но в другом доме. Она зачем-то вывалила огромную грудь, слегка драпированную ночнушкой, и выжидательно уставилась на спину недобитого кавалера. Из окна слева, открыв рот в восхищенном изумлении, на нее смотрел Гриша. Но Люба его игнорировала, как пустое место. Соседи ждали лениво ждали, как разрулится любовный треугольник. Люба громогласно вздохнула, поняв, что призыв Панка был ложным, и так саданула рамой окна, что чуть стекла не выбила. Маркел трусливо поджал хвост, развернулся и выбежал вон со двора.

– Я знаю. Скоро произойдет что-то ужасное! – фальцетом выкрикнул Гриша.

Такой небольшой, робкий и очень одинокий Гриша, отчеством которого никто не интересовался. Люба его называла карманный кавалером. Он и правда за ней ухаживал, даря на восьмое марта коробку конфет и метелку мимозы. Я однажды случайно видела, как он довел до бешенства продавщицу в кондитерской, выбирая эти самые конфеты. Он все время пытался сообразить по какой цене ему достается вес коробки. Так и спрашивал – по какой цене вес. А когда определился с выгодными конфетами, заставил продавца перепроверить сроки хранения. Я тогда не выдержала и сбежала, не дождавшись своей очереди, хотя печенья очень хотелось.

– Вы слышали? – не унимался Гриша, кликушествуя про грядущие ужасы.

– Заткнись, придурок, – пробасил сонный голос работника невнятных органов.

– Вспомните потом, да поздно будет! – решив, что последнее слово осталось за ним, Гриша, убрался от форточки.

Панк вдруг возник в Вовином окне. Он прямо на меня смотрел. И ему было не стыдно за свое поведение. А мне было приятно, что мы друг друга видим и даже если мир рухнет, я буду помнить как он на меня смотрел.

Вроде я уже говорила – Дэн занял комнату с велосипедами. И хоть убеждал меня, что они ему не мешают, гремел ими поутру капитально.

– Ты меня с соседями рассоришь! – ругалась я.

– Зато будешь знать, за что тебя ненавидят, – огрызнулся Дэн, потирая ушибленную ногу.

За ночь на дверь никто не покушался. Зато, пока мы ездили в магазин, кто-то на мой порог вылил банку варенья. Из яблок. Райских. Старинных, судя по махровой серой плесени.

– Ты знаешь, мне кажется, это разные люди делают, – ошалело предположил Дэн, наблюдая, как я черпаю яблоки совком.

Почему-то меня не покидала мысль о переезде. О милиции. И о возможности выбить передние зубы любителю райских яблок. Можно сначала выудить ему глаза чайной ложкой, а вместо них запихать яблочки, черенками наружу, но потом непременно выбить зубы. Возникали еще кое-какие мысли, но они были откровенно неприличные. Меня что называется колбасило. Никогда не думала, что варенье способно превратить меня в агрессивную суку.

– Доброе утро, – елейным голосом пропела Черная графиня, проживающая под самой крышей, – Вареньице разбили? Бывает. Я вот тоже стала часто ронять. То телефон уроню. То кастрюльку… То телефон в кастрюльку…

Дэн не только поздоровался, он даже поклонился. Но на старушенцию, его вежливость не произвела ровным счетом никакого впечатления. Она бдительно оглядела его голые волосатые, как у Хоббита, ноги с заметным синяком на лодыжке и выразительно поморщилась. Графиня явно относилась к той категории пожилых людей, которым кажется отвратным ношение шорт. Особенно – мужчинами.