Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 1

Ночь прошла спокойно, без происшествий, и с рассветом мы отправились дальше, наскоро позавтракав и поблагодарив этих премилых и добрых людей за гостеприимство, так вовремя оказанное нам. Как правильно сказал Дорокорн, дорога ложка к обеду.

А Юриник тут же лаконично добавил:

– Угу, а вилка к ужину.

Бабушка Ксеня, наперекор бабке Ленке и деду Кузьме, всучила нам на дорожку баночку прекрасного земляничного варенья. Мойша на этот раз воздержался и не стал высказывать своего мнения, хотя было видно невооружённым взглядом, что он явно не поддерживал Кузю с Ленкой.

Варенье было сотворено из ягод, собственноручно собранных закадычными братьями, приготовлено по оригинальному и неповторимому, крайне секретному рецепту со всевозможными чудодейственными добавками. Вот почему бабка Ленка с дедом Кузей очень экономно и бережно относились именно к этому варенью. Но и дедушка Михась, в свою очередь, не отстал от бабы Ксеньи. Он отсыпал из своих закромов доморощенного табачку под названием «бросай курить», немного, объёмом приблизительно со среднюю наволочку. Очень уж крепок он был, этот табачок, но и ароматен тоже, ничего не скажешь. Курить его было одно удовольствие, особенно когда привыкнешь и перестанешь плакать, чихать и плеваться. А крепок он был, зараза, настолько, что даже комары дохли на лету, попав в стелящееся облако сизого дыма. Как дыхнёшь на них, они так и осыпаются, шебурша своими тушками по листве, на радость муравьям и лягушкам.

А мы в благодарность общими усилиями нарубили, напилили и накололи им за час с четвертью огромную гору дров для печки. Словом, все остались очень довольны знакомством. Теперь мы были всегда желанными гостями в этой одинокой и всеми забытой лесной избушке, находящейся на далёком речном острове. На том и распрощались. Мы отчалили от берега, а вдали ещё долго виднелись маленькие фигурки, о чём-то спорящие на берегу и изредка, видимо, вспоминая о нас, махавшие вслед.

Всё утро и середина дня прошли без особых приключений, если не считать того сюрприза, который отчебучил ворон. Оказалось, у него есть чувство юмора. Правда, несколько гипертрофированное, но всё же есть, а следовательно, не всё потеряно. Сначала он неожиданно плюхнулся на середину плота, закатил глаза и вывалил тёмно-фиолетовый язык, видимо, изображая голодный обморок. Сделал я подобное заключение, потому что немного погодя, пораскинув мозгами, он шустро вскочил, отряхнулся, как хитрющий старый лис, и как ни в чём не бывало заковылял ко мне. Передвигался он вразвалочку, воровато озираясь по сторонам, как настоящий пиратский боцман после нескольких перерезанных глоток и такого же количества кружек ямайского рома. Коршан, будто читая мои мысли, вдруг запел хриплым задушевным голосом прожжённого в боевых походах пирата:

– Ох, вдарила мне в темя кровь с вином… – затем гордо окинул всех взглядом и продолжил: – И очертя башку, мы смело ринулись на абордаж…

Он стоял, покачиваясь, посреди плота. Наверное, о чём-то усердно размышлял. Или ноги его плохо слушались, потому что он их отлежал. Ну, думаю, сейчас мяса затребует. Давно ведь, поди, не ел, пиранья крылатая, вот и подкатывает издалека. Тогда это означает одно – сработало! Найден общий язык на фоне взаимных интересов. Ещё немного, и он начнёт делиться со мной самым сокровенным, а мне только этого и нужно.

На плоту до его эффектного появления царило сонное царство – атмосфера всеобщей дремоты и расслабленного уныния. Слышно было только, как жужжали назойливые мухи и стрекозы, да волны привычно хлюпали под брёвнами плота. Дремали все, кроме, естественно, нашего бессменного и сурового капитана Юриника, который зорко всматривался вдаль, вытянув худую шею. Юриник правил плотом с очень серьёзным выражением лица, и было отчего! В этом месте речка заметно обмелела и расширилась. На нашем пути то и дело встречались подводные камни, отмеченные на поверхности гребнями вздымающихся загривками волн. Приходилось старательно следить за водой, дабы ненароком не сесть на мель и не развалить плот, ставший уже таким родным.

После внезапного появления нашей развесёлой и удалой птички картина уныния резко переменилась на прямо противоположную. Все встрепенулись и с интересом стали наблюдать за развитием событий. Мы хоть и с нетерпением ожидали продолжения, но старались при этом не показать вида, чтобы не спугнуть главное действующее лицо и не вогнать его ненароком во смущение, что, кстати говоря, было очень и очень маловероятно.

Ворон на мгновенье замер и вдруг подозрительно и придирчиво, рывком огляделся по сторонам. Понятное дело, он не заметил ровным счётом ничего необычного или странного, ибо мы были начеку и потому визуально всё было в норме, все вокруг продолжали честно и безмятежно дремать. Он тут же успокоился и повернулся к нам спиной. И сразу мирно похрапывающий Дормидорф, продолжая издавать всё те же характерные внутриутробные звуки, не меняя тембра и тональности, медленно приоткрыл один глаз и принялся наблюдать за происходящим. Приблизительно то же проделали и Дорокорн с Корнезаром. Тем временем долгожданное продолжение концерта по заявкам рекоплавателей хоть и медленно, но неотвратимо начиналось.

Все замерли, не забывая создавать нужный звуковой фон и атмосферу всеобъемлющей дремоты тихого часа. Коршан, не медля, но и не спеша понапрасну, сохраняя остатки величественного достоинства, доковылял, наконец, до меня, ни секунды не раздумывая, нагло и деловито взгромоздился, цепляясь отточенными когтями за штаны, на моё колено, исцарапав мне при этом всю ногу. Он истекал тягучей слюной, источающей далеко не аромат духов моей бабушки. Видимо, у этого гнусно смердящего крылатого крокодила уже начался приступ голода. В своих тайных желаниях, вызванных очевидной и настойчивой потребностью, я занялся многократным и целительным, а главное, таким освежающим промыванием собственного желудка по всем правилам первой медицинской помощи.

На деле же, в суровой действительности, мне приходилось стойко терпеть смердящего ворона, почти интимно пристроившегося на моей ноге и положившего свою «нежную головку» мне на плечо. Дошло до того, что я боялся глубоко дышать, ибо мне казалось, что стоит только слегка сдвинуться или как-то неловко пошевелиться, и меня тут же бурно своротит с души. А Коршан, поудобней устроившись, оказал мне великую честь: сожрал с плеча огромного зазевавшегося жука и, аппетитно похрустев, приглушённо крякнул, сглотнул и замер, ласково всматриваясь мне в глаза. Я, честно говоря, ума не мог приложить, что мне делать дальше, может, за ушком ему почесать?