Лилия Лукина - Рождение Королевы

– Знаете, Маргарита Георгиевна, а вы умеете разрушать иллюзии ничуть не хуже, чем Маргит Беллз, – грустно сказала Елена.

– И неудивительно! Ведь Маргит Беллз это я, – улыбнулась Княгиня, и, видя изумление Елены, не выдержала и рассмеялась. – Ну да! Это я написала все эти романы. Просто мне было очень скучно, и я решила немного развлечься.

– Маргарита Георгиевна, – попросила Елена, с трудом удерживаясь от желания забраться с ногами в огромное кресло, в котором сидела, чтобы, удобно устроившись, слушать, слушать, слушать эту необыкновенную женщину. – Расскажите что-нибудь! Пожалуйста!

– Что же вам рассказать? – задумалась Княгиня. – А вот, впрочем… Моя первая книга была о жизни средневековой Англии. Как и во всех прочих, страсти в ней рвались в клочья. Она была полна мистики, заклинаний, приворотов и всего прочего. И вот была там одна интересная сюжетная линия, когда совершенно невзрачная девушка смогла привязать к себе мужчину с помощью приворотного зелья, основанного на травах. Отправила я этот роман в одно московское издательство и от души развеселилась, получив оттуда рецензию. Некая ученая дама написала, что абсолютной неудачей представляется история некоего зелья, которое способствует, как мгновенному любовному притяжению мужчины к женщине, так и такому же мгновенному отторжению – был там такой момент. Она, вообще, подвергла сомнению существование в природе подобных трав, посчитав это очевидной натяжкой.

– А что же в этом смешного? – не поняла Елена.

– А то, Хелен, что о существовании и свойствах таких трав знали и жрицы Древнего Египта, и гетеры Древней Греции, и куртизанки Древнего Рима. И не только знали, но и вовсю пользовались ими. Да и в средние века колдуньи, несмотря на все старания инквизиции, этих рецептов не растеряли. Хотя… – она пожала плечами. – Какое это колдовство? Просто знание природы, вот и все. И то, что такое понятие, как «феромоны» появилось относительно недавно, еще не значит, что их раньше не существовало. А сейчас многие косметические фирмы стали выпускать продукцию, имитирующую воздействие феромонов на человека – ведь, если верить Дарвину, мы все произошли от зверей, и для нас запах, пусть даже самый слабый, еле-еле уловимый, играет не менее важную роль, чем для них.

– Знаете, Маргарита Георгиевна, наверное, эта женщина действительно никогда ничего не слышала и не читала о феромонах. Ведь вы же не знаете, какую жизнь она прожила, – осторожно заметила Елена, боясь, что Княгиня рассердится и ничего больше рассказывать не будет. – Может быть, она старая дева, например.

– Может! – согласилась Княгиня. – И вполне может быть, что она, как известная околополитическая дама, знает о сексе только по рассказам других людей, которые заверили ее, что это совсем не интересно, – и, увидев, как покраснела Елена, непринужденно рассмеялась: – Ах, Хелен, какой же вы еще ребенок! И к тому же неисправимый ребенок! Вы все время стремитесь всех понять, пожалеть и простить! Поймите, если человек чего-то не знает, ему не следует быть столь категоричным, а то он рискует попасть в смешное положение.

– А что вы сейчас пишете? – заинтересованно спросила Елена.

– Что пишу?.. – задумчиво произнесла, закуривая, Княгиня и по комнате поплыл дивный аромат дорогого табака, а она внезапно предложила: – Кстати, Хелен, если вы курите, то угощайтесь, пожалуйста! – она показала на сигареты, который Елена никогда в жизни раньше даже не видела – А то, говорят, пассивное курение еще вреднее активного, и я вас, получается, самым бессовестным образом травлю.

– Спасибо! – благодарно улыбнулась Елена, осторожно беря сигарету и закуривая, а сама тем временем подумала: «И как только Княгиня догадалась, что я курю, и мне ужасно хочется попробовать эти незнакомые и явно очень дорогие сигареты? Наверное, у меня действительно все мои мысли, как она говорила, на лице написаны!»

Елена вдохнула ароматный дым, отпила немного кофе и почувствовала, что нужно немедленно ущипнуть себя и убедиться, что это не сон, потому что в реальной жизни с ней ничего подобного произойти просто не могло. Ну, не могла она, Елена Михайловна Королёва, сидеть в этой комнате, полной старинных книг, напротив самой настоящей писательницы и вот так запросто разговаривать с ней, попивая кофе с дорогой сигаретой в руках. По определению не могла, и все!

– Так что же вы сейчас пишете, Маргарита Георгиевна? – снова спросила она.

– Роман из рыцарской жизни. А что вы, Хелен, знаете о рыцарстве?

– Турниры, серенады, Крестовые походы, – послушно перечислила Елена и, осмелев, добавила: – Но, зная вас, пусть и совсем немножечко, уже ясно, что вы от бедных рыцарей не оставите камня на камне.

Услышав это, Княгиня весело рассмеялась:

– Конечно! Скажите, Хелен, а вам бы понравилось, если бы какой-то совершенно незнакомый человек, дурно пахнущий своим, из-за вечно не снимаемых лат, и конским потом, без малейшего повода с вашей стороны объявил вас дамой своего сердца и стал выть ночами под окном серенады, домогаясь взаимности? А, попав все-таки в замок, начал поглощать бочонками старое вино и беззастенчиво врать о своих подвигах, немилосердно приукрашивая, как количество, так и размеры побежденных им драконов? Кстати, вы же читали «Айвенго» Вальтера Скотта?

– Конечно, – кивнула Елена.

– Ну, так вспомните, как леди Ровена гордо сидела в зале замка, а сквозняк, тем временем, колыхал драпировку на стене – из щелей просто-напросто дуло. А Сервантес своим «Дон Кихотом», вообще, забил последний гвоздь в крышку гроба, навеки похоронив, как рыцарский роман, так и само представление о рыцарях. Я права?

– Да! – восторженно глядя на Княгиню, сказала Елена. – Нет, ну как же интересно вас слушать!

– А вы, Хелен, в свою очередь, очень хорошо умеете слушать, и поэтому мне нравится все это вам рассказывать, – улыбнулась ей Князева.

Под впечатлением того, с какой чудесной женщиной свела ее судьба, Елена почти бежала домой, но, войдя в свою квартиру, сникла – поделиться этой радостью ей было уже не с кем.

С тех пор у Елены в ее бедной, серой жизни появились целых два праздника в неделю – вторник и пятница, которых она с нетерпением ждала, чтобы встретиться с Князевой. В эти дни она стремилась выйти из дома пораньше, чтобы поскорее освободиться и прийти в этот чудесный дом. Однажды она поймала себя на том, что приходит к Княгине все раньше и раньше, и ей стало стыдно. «А ведь я для Маргариты Георгиевны ничего не делаю, – думала Елена. – Вообще ничего! Но зато подолгу сижу у нее, ем ее угощение, пью кофе, курю сигареты… Зачем я ей нужна? Она прекрасно прожила бы и без меня. Ей скучно и она хочет развлечься? Но собеседник из меня никакой – ведь по сравнению с ней я знаю ничтожно мало. А она так добра, что слушает мой детский лепет и не смеется. Но, как бы там ни было, я больше не буду у нее так задерживаться. Буду приходить на два часа! Нет, даже на час! А ровно в пять подниматься и уходить. Это эгоизм с моей стороны так беззастенчиво пользоваться ее добротой».