Виктория Шваб - Зло

Эли что-то сказал, и Виктор неохотно вынырнул из задумчивости.

– Чего? – спросил он.

– Время уже позднее, – повторил Эли, указывая на окно за мойкой. Небо быстро темнело. – Пора готовиться.

Виктор опустил пальцы в ледяную воду и отшатнулся. Рядом с ним Эли взрезал последний пакет: глядел, как тот лопается, и вываливал лед в ванну. Когда они вскрывали первые пакеты, лед трескался, раскалывался и наполовину растворялся, но вскоре вода стала достаточно холодной, чтобы таяние кубиков прекратилось. Виктор попятился к раковине и привалился к ней. Три шприц-тюбика с адреналином касались его руки.

К этому моменту они уже несколько раз проговорили порядок действий. У Виктора чуть дрожали пальцы. Он стиснул край раковины, чтобы прекратить тремор, а Эли снял с себя джинсы, свитер и, наконец, рубашку, открыв череду бледных шрамов, исполосовавших его спину. Шрамы были старыми, превратившись почти в тени. Виктор и раньше их видел, но ни разу о них не спросил. Теперь, когда он осознал вполне реальную вероятность того, что этот разговор с другом станет последним, его одолело любопытство. Он попытался сформулировать вопрос, но этого делать не понадобилось: Эли ответил без понуканий.

– Это сделал отец, когда я был мальчишкой, – тихо проговорил он. Виктор затаил дыхание. За два с лишним года Эли ни разу не упомянул своих родителей. – Он был священником. – Голос звучал отстраненно, и Виктор не мог не обратить внимания на «был». Прошедшее время. – По-моему, я тебе об этом никогда не говорил.

Виктор не знал, что сказать, так что произнес самую бесполезную фразу на свете:

– Мне жаль.

Эли отвернулся и пожал плечами: шрамы на спине изогнулись при движении.

– Все разрешилось.

Он шагнул к ванне, уперся коленями в фарфоровый край и уставился в блестящую поверхность воды. Виктор поймал его взгляд на воду, ощущая странную смесь любопытства и тревоги.

– Тебе страшно? – спросил он.

– Безумно, – признался Эли. – А тебе не было?

Виктор смутно припомнил искру страха – совсем крошечную. Она мелькнула и тут же погасла под действием таблеток и виски. Он пожал плечами.

– Выпить хочешь? – предложил он.

Эли качнул головой.

– Алкоголь нагревает кровь, Вейл, – сказал он, все так же не отрывая взгляда от ледяной воды. – Это не совсем то, чего я добиваюсь.

Виктор гадал, действительно ли Эли сможет это сделать или же от холода его маска непринужденности и обаяния треснет, расколется, обнаружив под собой нормального парня. Ручки ванны оказались под ледяной поверхностью. Перед ужином они провели репетицию (у обоих особого аппетита не было): Эли забрался в тогда еще пустую ванну, ухватившись за ручки и пристроив пальцы ног под выступом в ногах ванны. Виктор предложил использовать шнур, к примеру, привязать Эли чем-то к ванне, но Эли отказался. Виктор не знал, было ли это бравадой или тревогой за состояние своего тела в случае неудачи.

– Уже со дня на день, – сказал Виктор, пытаясь снять напряжение.

Когда Эли не пошевелился и не ответил хотя бы слабой улыбкой, Виктор отошел к унитазу, на закрытой крышке которого стоял его ноутбук. Он зашел в раздел музыки и включил воспроизведение, наполнив тесное кафельное помещение мощным ритмом рока.

– Лучше бы тебе привернуть эту штуку, когда будешь нащупывать пульс, – заметил Эли.

А потом он закрыл глаза. Его губы слабо шевелились, и хотя руки остались висеть плетьми, Виктор понял, что Эли молится. Ему было непонятно, как человек, собравшийся взять на себя роль Бога, может молиться Ему, но его друга это явно не смущало.

Когда глаза Эли открылись, Виктор спросил:

– Что ты Ему сказал?

Эли занес босую ногу над ванной, глядя на ее содержимое.

– Вручил свою жизнь в Его руки.

– Ну что ж, – серьезно отозвался Виктор, – будем надеяться, что Он ее вернет.

Эли кивнул, быстро вздохнул (Виктору показалось, что вдох вышел чуть прерывистым) и залез в ванну.

Виктор сидел на краю ванны и, сжимая стопку, смотрел на труп Эли Кардейла.

Эли не кричал. Боль была начертана на каждой из сорока трех мышц, которые, как выучил Виктор на занятиях по анатомии, переплетались на человеческом лице, но максимум, что себе позволил Эли, – это тихо застонать сквозь стиснутые зубы в тот момент, когда его тело только погружалось в ледяную воду. Виктор едва обмакнул в нее пальцы, но холода оказалось достаточно, чтобы искра боли пробежала по всей его руке. Ему хотелось ненавидеть Эли за сдержанность, он почти надеялся ( почти надеялся ), что тот не выдержит такого. Что он сломается, сдастся – и Виктор поможет ему вылезти из ванны, нальет выпивки, и они вдвоем станут обсуждать свои неудачные попытки, а позже, когда пройдет достаточно времени, станут шутить над тем, как пострадали во имя науки.

Виктор сделал еще глоток. Тело Эли приобрело нездоровый белесо-голубой цвет.

Все заняло не так много времени, как он ожидал. Эли затих несколько минут назад. Виктор отключил музыку, но мощный ритм продолжал раздаваться в голове, пока он не понял, что это его сердце. Когда Вик решился опустить руку в ледяную ванну, чтобы проверить пульс у Эли (едва сдержав вскрик от острого холода), то пульса не оказалось. Тем не менее он решил выждать еще несколько минут и поэтому налил себе выпить. Если Эли удастся вернуться, он не сможет обвинить Виктора в поспешности.

Когда стало очевидно, что тело в ванне само по себе не оживет, Виктор отставил стопку и принялся за дело. Труднее всего оказалось вытащить Эли из ванной: тот был намного выше Виктора, застыл и погрузился в полную ледяной воды ванну. После нескольких неудачных попыток и потока ругани (Виктор обычно был молчаливым, и это качество только усиливалось при стрессе, из-за чего сверстники считали, будто он знает, что делает, даже когда это было не так) он рухнул на кафель, и тело Эли упало рядом – с тошнотворным стуком мертвого груза. Виктор вздрогнул. Он взялся не за адреналиновые шприцы, а, помня указания Эли, за стопку полотенец и согревающих вкладок. Он быстро вытер тело, а потом активировал вкладки и наложил на жизненно важные точки: голову, затылок, запястья, пах. Наступила та часть плана, которая требовала удачи и искусства. Виктору надо было решить, в какой момент тело согреется достаточно, чтобы начать массаж. Слишком ранняя попытка – при слишком низкой температуре адреналин перенапряг бы сердце и другие органы. Слишком поздняя означала бы, что он выжидал слишком долго, а слишком долгое ожидание сильно повышало вероятность того, что Эли окажется безвозвратно мертвым.

Виктор включил в ванной инфракрасную лампу, хотя сам обливался потом, и сгреб три шприца со столика: три было пределом, и он знал, что если после третьей дозы сердце не запустится, то уже слишком поздно, и положил их рядом с собой на кафель. Он поправил их так, чтобы они лежали ровным рядком, и эта мелочь создала иллюзию контроля на время ожидания. Каждые несколько секунд он проверял у Эли температуру – не термометром, а собственной кожей. Во время репетиции выяснилось, что у них нет градусника, и Эли, в редкой для него демонстрации нетерпения, настоял, чтобы Виктор положился на свое чутье. Это могло стать смертным приговором, но вера Эли в Виктора базировалась на том, что в Локленде все были уверены в его сродстве с медициной – непринужденном, почти сверхъестественном понимании организма человека (на самом деле, оно не было непринужденным, но Виктор действительно часто попадал в точку). Тело – это механизм, всего лишь набор необходимых деталей, где все компоненты на всех уровнях, начиная с мышц и костей и кончая биохимией и клетками, работают на основе воздействия и ответа. Для Виктора все это выглядело просто логичным.